Сталина улучает момент и подходит к Герхарду.

Она ведь бесконвойная, перемещается по лагерю свободно.

Кауфман – он и сейчас тщательно выбрит, озирается по сторонам:

– Сегодня ночью они вывезут детей. Не знаю куда… Распоряжение пришло из Комсомольска.

Сталина держит в зубах веточку багульника. Багульник горчит на губах. Она долго смотрит куда-то мимо Герхарда. Опять весна. И Егорке, который так озорно прикусывает грудь матери, всего три месяца.

Опять пахнет свежей зеленью и йодом. Так пахнут водоросли.

Откуда-то со стороны побережья и Татарского пролива ветер приносит крики чаек. Отец моряк и капитан. Она так любила море и вышивала парусники. И Костя Ярков уже никогда к ней не вернется.

А одну вышивку она все-таки успела подарить ему.

На обед акулье мясо.

Сталина смотрит в глаза Кауфману. Он подслеповато щурится.

– Ну хорошо… – говорит она, – я пойду за тебя замуж. Только давай договариваться сразу. Общих детей у нас не будет. У тебя есть Матильда, у меня Егор.

Герхард берет Сталину за руку, и они идут в кабинет начальника лагпункта.

Ночью в бараке почти никто не спит. Нинка-воровка первой слышит тихий рокот моторов. Крытые грузовики подбираются к деточагу на малых оборотах, с выключенными фарами.

Нинка фурией врывается в барак к спящим детям. Вспыхивает свет. В 47-м году в Акуре уже была подстанция. Нинка мечется по бараку. Никто не может ничего с ней поделать. Она хватает своего сынка за ножки и со всего размаха бьет головой о бревенчатую стенку барака.

Детки проснулись в бараке, заплакали и загукали.

Опять утробный клекот голубей. Которые еще не летают.

На Нину кидаются охранники, пытаясь заломить ей руки.

Она выскальзывает из рук солдат и бросается к другим кроваткам.

Нинка обладает теперь нечеловеческой силой.

Потому что она сошла с ума.