– Да зачем, Егор Константинович?! Тут и хоронить нечего. Кости в яму побросаем…

– Нет. Надо похоронить по-человечески. Как православного. Он был верующим.

Опять наплывает песня.

Из кучки на полу Егор Константинович извлекает нательный крестик. Обыкновенный, кажется, на сыромятном ремешке. Забирает тетрадь с расплывшимися буквами. Фотографию девушки в берете. Прячет в свой планшет. С рукоятки пистолета откручивает потемневшую пластинку, на которой с трудом можно разобрать: «За мужество лейтенанту… 1946 г.» Другие слова не читаются. Съела ржа. Из кладовки приносит книгу. Ту самую. Стирает пыль ладонью. Надпись на титульном листе:

«Давайте поработаем вместе. Федор Гвоздевский. 1947 год».

«Давайте поработаем вместе. Федор Гвоздевский. 1947 год».

Из барачных досок начальник партии сколачивает неотесанный гроб.

Да и не гроб вовсе. Просто ящик.

Туда они помещают останки старателя.

Кирилл Егорович бросает в ящик парабеллум, осторожно, в изголовье, кладет крестик. Над могилой три раза стреляет из своего пистолета.

Вечером, у костра, Кирилл Егорович достает фляжку со спиртом и плещет всем по кружкам. Работяги рады нечаянному угощению!

В партии сухой закон.

– Давайте помянем, – говорит начальник, – Константина Егоровича Яркова, фронтовика, истопника тоннеля и старателя.

Мужики переглядываются. У начальника фамилия тоже Ярков.

– Так этот… – говорит старшой, Кириллыч, – получается – папашка ваш, что ли?

– Да, отец. Я его никогда не видел.

Работяги примолкли. Все они простые люди. Кто отсидел уже, как Кириллыч, кто приехал из России на Дальний Восток по вербовке, за большими деньгами. Что-то большое и важное стоит за словами Егора Константиновича. Какая-то другая жизнь, им не ведомая.

– Извините, Егор Константинович, – деликатничает Кириллыч, – а как вы узнали, что это ваш отец?

– Немецкий пистолет со сбитым предохранителем и пластинкой. Мне мать рассказывала. Он вернулся с войны в 46-м. Был награжден именным оружием. Служил в Смерше. Потом в Бамлаге. Фотография мамы. Не знаю, как она сохранилась. И бусы. Видели?! Они из янтаря. Отец их подарил маме, потом ее арестовали… Она служила тоже в НКВД. И книжка эта – про БАМ… Долгая история.

Работяги молча слушают Егора Яркова.