На многообразных просторах – на Кавказе, Среднем Востоке, в Малой Азии – было немало тех, кому надоело платить сборы, налагаемые Константинополем. Потому-то они без труда обращались в ислам – особенно когда мусульманские мистики утешали их такими знакомыми рассказами о святых, обрядах и пророке Иисусе. Целые семьи благополучно меняли крест на полумесяц. Турки, упорно не бравшие пленных, продолжали наступление, и сопротивление в большинстве случаев было тщетным. Через 20 лет турецкая армия дошла до Средиземного моря, а через полтора столетия Анатолию в западных источниках стали называть Туркией{594}. После битвы при Манцикерте в Константинополе вновь размещали пострадавших беженцев. А у ворот города стояли очередные «варвары» – сельджуки, установившие в Конье (бывшем византийском Иконионе)«Румский султанат».

Честолюбивые устремления сельджуков явственно видны там, где в наши дни проходит граница Турции и Ирака, в городе Мардин – на широких, словно библейских, равнинах. После победы турок при Манцикерте города, расположенные на перепутье дорог, сдавались сельджукам. Над нагромождением городских строений на склоне возвышается Большая мечеть, Улу Джами (почти наверняка ее построили в XI в.). Ее великолепный ребристый купол говорит о господстве над лежащими вокруг землями, каменистыми, пыльными, омываемыми рекой Тигр. А в это время Багдад, где проживало более миллиона человек и где в «Городе мира» увлеченно изучали греческих, римских, персидских и исламских авторов, стал оживленным средоточием культуры Востока. Константинополь утрачивал моральное право считаться хранителем Софии, земной и божественной мудрости.

Единственное, чего не могли понять в Константинополе, так это того, что битва при Манцикерте стала не только военным позором, но и исторической катастрофой. Впоследствии поражение византийцев назовут торжественным днем зарождения турецкой империи. И благодаря этому поражению на Западе могли бесцеремонно утверждать, что христианский Восток, да и Константинополь, не в состоянии вести свои дела, не говоря уже о том, чтобы защищать Царство Божие. Манцикерт напоминает нам: людьми движут не системы, а предания. Порой слухи и домыслы – самый мощный двигатель истории.

В это время и во всем Восточном Средиземноморье, и в Византии, казалось, царила некая нервозность. Прошло несколько судебных процессов над еретиками. Например, в 1082 г. в ереси обвинили придерживающегося платоновских взглядов ученика Пселла, Италоса, который верил в переселение душ. В 1100 г. на ипподроме в Константинополе прилюдно сожгли Василия, лидера богомилов (балканской секты, которая, по-видимому, переняла взгляды манихейцев или павликиан с восточных окраин византийской территории){595}. Императорские лица Константинополя восседали теперь во Влахернском, или Новом дворце – названия главных залов указывают на основные интересы Византия (Океанский триклиний, Дунайский триклиний, Триклиний Иосифа). Оттуда они изо всех силы пытались предотвратить заговоры.