Йейтс был прав, когда писал: «нет, не для старых этот край»[16] – Мехмед, которого вскоре назовут Мехмедом Завоевателем, предвосхитил это высказывание. Только представьте себе этого человека: не таким, как мы помним его на известном портрете, написанном Беллини после посещения города в 1479 г. – с орлиным носом, царственной осанкой, укутанным в беличьи меха – а юношей 21 года, что стоит в ожидании на стенах Константинополя. Мехмед Завоеватель, который десять лет был османским султаном, точно знал, что Царьград падет. Судя по выставленным в Военном музее Стамбула предметам старинного османского вооружения, доспехи воинов на окружавших город фракийских равнинах были весьма нелегки: шлемы, весившие по 3,5 кг, 30-метровые цепочки колец, из которых делались защитные кольчуги.

Наступление продолжалось 51 день. Несмотря на отчаянные приготовления (создание запасов продовольствия, ремонт крепостных стен), императору Константину XI пришлось оборонять город, имея всего 7000, а возможно, даже не более 5000 солдат. Османы направили в Константинополь, в императорские палаты с видом на Золотой Рог, письмо, где объявили, что если император сдастся, не будет ни разрушений, ни кровопролития, а Константин XI останется в живых и, будучи вассалом султана, сможет жить где ему угодно. Это предложение было отвергнуто.

За 48 часов до окончательного прорыва по улицам Константинополя торжественно пронесли священные реликвии города вслед за иконами Девы Марии Одигитрии (Путеводительницы, указывающей на Иисуса, пути к спасению человечества) и Влахернской иконы (названной в честь храма Девы Марии во Влахернах). Это была последняя отчаянная попытка привлечь могущество Богоматери на защиту города, который она будто бы некогда благословила.

Сражение было ожесточенным. В Византии всегда пользовались услугами наемников, и в 1453 г. защитниками города были, в основном, солдаты удачи, а среди них – такие как, например, Джованни Джустиниани Лонго, воин из Генуи. С собой в город он привел 700 охотников за наживой.

Через семь недель осады спасти Константинополь могло одно лишь чудо. Император Константин XI бросился в Софийский собор, внутри которого собралось множество народу. Он, не говоря ни слова, распростерся на полу, а затем велел отслужить литургию и поблагодарил живущих в городе и за его пределами граждан, которые пришли сражаться вместе с ним. Император уже попрощался со своими придворными, оставшимися в рассыпающемся Влахернском дворце, где многие, как говорили тогда, «рыдали и стенали»{659}.