Были «стрелы» в адрес Ревуненкова: «Характеризуя социальную политику якобинцев, В.М. Далин, А.В. Адо, А.В. Гордон указывали на те особенности ее, которые не учитываются в должной мере В.Г. Ревуненковым, когда он утверждает, что якобинская диктатура была не революционно-демократической, а “буржуазной диктатурой”», «вызвала возражения попытка разделения террора на “якобинский, правительственный” и “народный”, “спонтанный”», «Т.Г. Солтановская выступила против негативной оценки Марата, данной В.Г. Ревуненковым».

Были и замечания (еще более аккуратные) в адрес Манфреда, касавшиеся отношений внутри якобинского блока. «Напомнив об остроте внутренней борьбы, С.Л. Сытин высказался против переоценки фактора единства, отразившейся, по его мнению, в некоторых работах А.З. Манфреда. Социальная политика якобинцев, “равнодействующая” (С.Л. Сытин, А.В. Адо) классово разнородных сил не могла не быть противоречивой. Эгалитаризму сопутствовало “антиуравнительное начало” (А.В. Адо). Террор задевал и массы, бил по радикальным представителям народного движения (Л.С. Гордон и др.)».

Манфред был крайне раздосадован, найдя, что в таком изложении симпозиум выглядит ненужным. В сущности, А.З. был недоволен самим ходом симпозиума, о чем говорил мне после первого заседания. Тем не менее, во «Французском ежегоднике» (главным редактором которого был Манфред) точки зрения участников представлены в полном виде. Эта демонстрация различия мнений и уважения к ним явилась примечательной в условиях идеологической реакции «застоя».

Однако в порядке дополнения к стенограмме и как бы в качестве редакторского комментария Манфред предложил дополнить мой отчет заключительным абзацем о несогласии участников с позицией Ревуненкова. Я возразил. Тогда вмешался присутствовавший при разговоре Далин. С обычной, чуть застенчивой улыбкой он предложил: «Саша, будьте якобинцем». «Не хочу», – отвечал я без улыбки.

Да, в посттермидоровском советском обществе Виктор Моисеевич остался якобинцем, пережив друзей и товарищей, изжив трагическую судьбу своего поколения. И потому, как проницательно заметила Оболенская, его «упрямый оптимизм сочетался с внезапно прорывавшимся глубоким пессимизмом»[865]. Отсюда, думаю, неизменная печаль в его милой улыбке. Я не знал В.М. смеющимся, а улыбку эту помню до сих пор.

Последствия нашей размолвки отразились на судьбе моего творения. Я сообщил в редакцию зав. отделом А.С. Гроссману о пожелании Манфреда. Результат был самым удручающим. Редакция «Вопросов истории» заменила мой отчет безликой информацией о состоявшемся мероприятии и его участниках.