Светлый фон

Между тем, как это зачастую случалось в канонизированном дискурсе, при всей императивности понятийного аппарата, неопределенности и даже двусмысленности избегать не удавалось. Пример – указанная оценка якобинской диктатуры. Провозглашенная «революционно-демократической», она не переставала в классовых категориях (даже в упомянутой статье Лукина) значиться «мелкобуржуазной». А это открывало путь принципиальному расхождению двух направлений советской историографии: либо диктатура «революционной демократии», под которой понималась широкая и аморфная коалиция преимущественно небуржуазных слоев («низов») бывшего третьего сословия, либо диктатура «мелкой буржуазии»[927], опирающейся на эти низы. Алексеев-Попов выдвигал свою концепцию именно как антитезу второму направлению, наиболее последовательного представителя которого он усматривал в Старосельском.

Решительным противником апеллирования к «мелкой буржуазии» в определении социальной природы якобинской власти и самих якобинцев был лидер советских франковедов Манфред, который в послевоенный период сделался активным и авторитетным протагонистом концепции «революционно-демократической диктатуры». При том выявилось расхождение между «якобинократизмом» (фокусирование на власти якобинцев) Манфреда и ходом мысли тех, кто рассматривал диктатуру «снизу» (к которым наряду с Захером относился Алексеев-Попов), и это расхождение Вадим Сергеевич в характерной для него манере пытался рассмотреть через призму личностей.

«Дело отнюдь не только в Вашей огромной эрудиции, – писал В.С. Захеру. – Дело в том, каким продолжением Вашей личности является Ваш интерес к определенным проблемам и фигурам революции. То, что Вы – основной и ведущий историограф “бешеных”, а, например, А.З. Манфред – убежденный поклонник Робеспьера и смотрит в сущности на революцию его глазами (если даже не Дантона) – это закономерно». Досталось от В.С. и сподвижнику Манфреда Далину: «Хотя он занимается Бабёфом – по-своему “робеспьеристски” мыслит в смысле какой-то холодности и в смысле антипатии к тем людям, к которым с антипатией относились Робеспьер и Бабёф»[928].

Выступив противником «робеспьеризма», В.С. переводил далее идейные разногласия с личностей на уровень территориальных школ[929], на ставшее нелепо знаменитым десятилетие спустя противопоставление научных столиц, отождествлявшее идейную позицию ученых с местом их проживания: «То, что советская ленинградская школа представлена была с самого начала авторами исследований о “бешеных”, о Шометте, об Эбере и эбертистах, то, что в книге Софьи Андреевны [Лотте. – А.Г.] позиция автора именно левее якобинства и что сейчас она пишет книгу о рабочем классе – а в Москве больше занимались Маратом и Робеспьером, – это тоже, видимо, не случайно».