Шекиба разрывалась между гневом, паникой и чувством покорности судьбе. Бинафша время от времени шептала слова извинения, но большей частью молилась. Обхватив голову руками, она раскачивалась из стороны в сторону, каялась в своих грехах и повторяла, что нет Бога, кроме Аллаха.

— Аллах акбар… Аллах акбар… Аллах акбар… — ритмично повторяла она.

За дверью послышались голоса. Шекиба не могла разобрать, о чем говорили люди, но несколько слов все же уловила:

— Сами виноваты… Шлюхи… Заслужили…

Шлюхи? Шекиба поняла, что о ней снова говорят как о женщине. И она виновата так же, как наложница эмира, лежащая на полу в нескольких шагах от нее.

«Я была и девочкой, и мальчиком. Я буду наказана, как наказывают женщин. Женщина, которая не справилась с ролью мужчины».

— Сегодня… Отменено…

«Отменено? Что отменено?»

Шекиба напрягла слух.

— Эмир… Простил… Дар…

Услышав слово «шекиба» — «дар», девушка поняла, что речь идет о ней.

Дверь распахнулась. Тот же офицер, что приходил накануне объявить им о казни, появился на пороге. Судя по выражению лица, он был чем-то страшно разгневан.

— Бинафша-ханум, приготовься! А ты, — он с отвращением взглянул на Шекибу, — ты будешь присутствовать на месте казни. Затем за твое преступление тебя накажут. А после выдадут замуж. Благодари Аллаха за проявленное к тебе милосердие, которого ты не заслуживаешь.

Офицер вышел, дверь снова с грохотом захлопнулась. Сердце Шекибы едва не выпрыгнуло из груди.

«Они не станут забивать меня камнями! Меня выдадут замуж! Как такое возможно?»

Бинафша смотрела на Шекибу, уголки ее рта поползли вверх, на измученном лице появилось слабое подобие улыбки.