Дальше мы шли уже на закате, причем лесом, чтобы нас не засекли Бернард и Полли, когда будут возвращаться из паба.

– Завтра у них встреча с друзьями в Лондоне, – сообщила Фран, – а вечером – театр. Вернутся поздно и в воскресенье целый день тоже не будут отсвечивать…

Выходя из леса на подъездную дорогу, мы услышали рев их старого «мерседеса» и нырнули в кусты, словно заигравшиеся в войнушку дети. Чтобы открыть деревянные ворота, из машины вышел Бернард, трезвый как стеклышко и безупречно осанистый – ни дать ни взять вышколенный шофер на службе у благородного семейства; Полли, безвольно запрокинув голову, дремала на пассажирском месте.

– Можно было спросить у нее разрешения, – прошептал я.

– Так интереснее, – ответила Фран и накрыла мне рот поцелуем в каких-то трех метрах от Бернарда; как только машина скрылась из виду, мы перелезли через вторую, низкую, стену и двинулись к сторожке.

Ключ по-прежнему лежал на притолоке, Фран вставила его в замочную скважину и медленно повернула. Дверь тихонько скрипнула, как будто это было продуманное звуковое сопровождение.

Сдается мне, нам обоим втайне хотелось чуда: чтобы за порогом нас встретил мягко освещенный номер отеля, но в угасающих лучах заката эта хибара, унылая, пыльная и обшарпанная, смахивала скорее на давно заброшенную съемную дачу. Как пить дать, там хозяйничали мыши (хорошо, если не крысы), а в углах копошились жирные пауки.

– Люкс для новобрачных, – сказала Фран; я притянул ее к себе и неумело поцеловал. – Погоди, тут надо хоть немного прибрать.

И мы молча взялись подметать полы, отодвигая мебель и не упуская случая поцеловаться или хотя бы просто коснуться друг друга, когда оказывались рядом, но стараясь не выдавать своего желания и волнения.

Перед началом уборки Фран организовала музыку: воткнула в розетку плеер «Сони», подключила две сказочные мини-колонки и достала бумажный пакетик с компакт-дисками.

– Музыка для хозяйственных нужд, – объявила Фран, нажала на кнопку воспроизведения, и сторожку заполнил саундтрек к фильму «На игле».

В тесной кухоньке захлебнувшиеся кашлем краны плевались мутно-бурой водой, но мы кое-как вытерли пыль с красного пластмассового столика, чтобы разложить наши съестные припасы и бытовые мелочи.

Швейцарский армейский нож. Бананы; цилиндр чипсов «Принглз»; самый объемный, какие только бывают в продаже, пакет арахиса; жевательный мармелад и фирменное диетическое печенье; электрический фонарик; четыре плюшки; огурец и йоркширская ветчина в тонкой нарезке; пакетики растворимого кофе из какой-то пригородной гостиницы; спертые из паба кругляши масла в жирной фольге; любимые футболки, нижнее белье и горшочек хумуса; чайные пирамидки, два апельсина, лейкопластырь, шариковый дезодорант, свечи с подставками, спички и немного косметики. По предварительной договоренности каждый привез свою долю напитков: я – водку и двухлитровую бутылку кока-колы (к ним полагался лед), а Фран – «каву» и португальское красное вино. Мы включили древний холодильник, который затрясся, как генератор, и засунули полурастаявший лед в крошечную морозильную камеру. В наши планы входило днем почитать на лугу, и я с определенной гордостью распаковал привезенные с собой книги: «Мандолина капитана Корелли» и шестисотстраничный фолиант «Имя розы» с кинообложкой. Фран выложила «Радугу» Д. Г. Лоуренса и библиотечное издание «Играем Шекспира» Джона Бартона. Выкладывать презервативы я не стал; к этому дню мне удалось раздобыть целых шесть штук (не менее весомое достижение, чем «Имя розы»), но и без них наши запасы, громоздившиеся на столе, выглядели странным сочетанием практичности и распущенности нравов.