После того как советник Трампа Келлиэнн Конуэй 22 января 2017-го впервые использовала фразу «альтернативные факты», продажи романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» резко поднялись. В
Один из персонажей пьесы размышляет: «Как можно начинать говорить об одной из самых важных вещей, которую когда-либо записали на бумагу?»45 Тоталитарный режим, наподобие ангсоца, является в некотором роде театром со сценарием, ролями, декорациями и аплодисментами. Когда в 2011-м Ике и Макмиллан начали думать о театральной постановке романа, они решили избегать очевидного. Ике рассказывал: «Помнится, мы решили, что нам не нужен на сцене парень в комбинезоне с плакатом, потому что все это ужасно избито. Чтобы пьеса как-то коммуницировала со зрителем, необходимо определенное расстояние и непонимание: а ты уверен, что хорошо знаешь этот роман?» Они неоднократно перечитали роман в поисках зацепки. Этой зацепкой стала теория послесловия, согласно которой вся остальная часть книги превращается в исторический документ, изученный и отредактированный неизвестными людьми. Если принять такой сюжет, то роман становится полон загадок и парадоксов. Макмиллан говорил: «Если правильно прочитать роман, то можно заметить разные подходы. Все становится одновременно правдой и неправдой. Двое мыслие как структурный инструмент».
Если картина Майкла Рэдфорда объясняет текст Оруэлла, поддерживая диалог между тем, что реально, и тем, что не реально, пьеса напускает туману и наводит тень на плетень. Ике и Макмиллан ориентировались на Дэйвида Линча, «Сияние», «Вечное сияние чистого разума», сны находящегося в коме Тони в «Клане Сопрано», произведения, исследующие территорию между реальностью, фантазией и памятью. Актерам позволили играть и «двоемыслить» так, чтобы у зрителя возникали теории и мысли по поводу того, что правда, а что нет. Пьеса закачивается вопросом: «А откуда нам известно, что партия пала? Разве не в интересах партии было бы сделать так, чтобы все поверили, что она исчезла…»46