Точно так же, как с теорией послесловия, случай с потерянной «пятеркой» указывает, что нам очень хочется верить в то, что история Уинстона не такая беспросветная, как может показаться, и Оруэлл оставляет внимательному читателю немного надежды на победу человеческого духа³. Лично мне не кажется, что в этой книге нет никакой надежды. Циник и трус в душе Уинстона вдохновляют друг друга, пока он становится героем, рискует всем, и это приводит к тому, что Уинстона уничтожает человек, который гораздо сильнее его и который поставил перед собой цель убить его. Не стоит верить словам О’Брайена о том, что ангсоц бессмертен и сопротивляться режиму бесполезно. Мне кажется, сила предупреждения Оруэлла в том, что он заставляет читателя почувствовать, что для Уинстона и Джулии в 1984-м это уже поздно, но в настоящем времени читателя еще далеко не все потеряно.

С самого первого дня после выхода романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» Оруэлла обвиняли в том, что он не оставил человечеству никаких шансов – будущее слишком мрачное, и ничего с этим не поделаешь. Однако этому нет подтверждения ни в творчестве, ни в жизни писателя. Наоборот, за исключением некоторых колебаний в эссе «Во чреве кита», он последовательно использовал свои способности «смотреть в лицо фактам»⁴, для того чтобы вдохновлять чувство осознания, в том числе чувство самосознания, чтобы искоренять ложь в политической жизни, угрожающую потерей свободы. Он вряд ли бы потратил столько времени на написание романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» только для того, чтобы сообщить читателю, что все кончено. Писатель хотел вдохновить, а не парализовать, как справедливо отметил Филип Рав в своей рецензии на книгу, напечатанной в 1949 году в Partisan Review: «Было бы неправильным воспринимать этот роман как пророчество того, что должно случиться. Автор не хотел “прогрузить” читателя фатализмом, чтобы сковать его волю… Он хотел подтолкнуть западный мир к большему пониманию и активному сопротивлению вирусу тоталитаризма, который в нем появился»⁵. Другими словами, будущее может быть плохим, если мы ничего не будем предпринимать.

Сейчас мы переживаем не самый лучший период либеральной демократии. Миллионы людей по всему миру продолжают бороться с ложью среднего размера, утверждать, что факты имеют значение, отстаивают свои честь и достоинство, а также свою свободу считать, что «2 + 2 = 4». Роман Оруэлла – именно для таких людей. Писателя всегда больше интересовала психология, чем системы как таковые, и роман «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» – это сборник всего того, что он понял о сути человеческой природы и ее отношения к политике – все когнитивные склонности, тайные предубеждения, моральный компромисс, языковые уловки и механизмы власти, помогающие неправде одержать победу. Его роман – это предупреждение всем нам. Оруэлл писал для своего времени, но, так же как и Уинстон, «для будущего, для тех, кто не родился»⁶. В предисловии к «Скотному двору» он подчеркнул, что либеральные ценности «не являются нерушимыми, и их надо поддерживать частично сознательным усилием»⁷.