Теперь позвольте мне возвратиться от этих многословных рассуждений к моей теме: публичному чтению стихов. Очень часто такое действо предварено ответами на вопросы, которые аудитория имеет возможность задать поэту, например, что он думает о своем творчестве. То же самое происходит и в других странах. Я слышал в Москве, как Евгений Евтушенко во время одного из своих чтений смело и спокойно отвечал на вопросы слушателей. Но в России принято, что поэт считается со своей аудиторией, у нас не так; должен признаться, когда я отвечаю на вопросы, я перестаю быть добрым гражданином. Во-первых, я чувствую (как и многие поэты): то, что я хочу сказать, уже лучше всего сказано в моих стихах и что обсуждая или разъясняя их я неизбежно начну обманывать себя и других. Во-вторых, я некоторым образом не доверяю стремлению знать все; меня поражает, что столько людей с готовностью подменяют понимание поэзии рассуждениями о ней.
Теперь позвольте мне возвратиться от этих многословных рассуждений к моей теме: публичному чтению стихов. Очень часто такое действо предварено ответами на вопросы, которые аудитория имеет возможность задать поэту, например, что он думает о своем творчестве. То же самое происходит и в других странах. Я слышал в Москве, как Евгений Евтушенко во время одного из своих чтений смело и спокойно отвечал на вопросы слушателей. Но в России принято, что поэт считается со своей аудиторией, у нас не так; должен признаться, когда я отвечаю на вопросы, я перестаю быть добрым гражданином. Во-первых, я чувствую (как и многие поэты): то, что я хочу сказать, уже лучше всего сказано в моих стихах и что обсуждая или разъясняя их я неизбежно начну обманывать себя и других. Во-вторых, я некоторым образом не доверяю стремлению знать все; меня поражает, что столько людей с готовностью подменяют понимание поэзии рассуждениями о ней.Светлый фон
Между тем, путь поэта-гражданина в отличие от художника отчужденного сопряжен с риском саморазрушения. Сам я предпочитаю этот риск, потому что для меня поэзия эфемерна, если не возникает из духа общения или по крайней мере из надежды на общение. Думается, что такая позиция приемлема даже для Америки, где под толстым слоем привычки к однообразию все же таится жгучая жажда перемен и терпимость к разногласиям. Наша нация не монолитна и не стабильна, у нас нет даже единой культуры, мы не сулим своим художникам византийских высот. Вместе с тем непоследовательность Америки не обязательно провоцирует отчуждение в поэте; скорее, она возлагает на поэта некое невидимое бремя, побуждая его к чему-то вроде той многолетней и неистовой войны, которую вел Йейтс со своей родной Ирландией.