Зачем нужен рассказ? Чтобы рассказывать и слушать. А рассказывая, можно сделать что угодно: рассмешить, развлечь, увлечь, отвлечь, наставить—ведь рассказ всесилен! Он может быть прославлением живущего и трауром по ушедшему, иногда и тем и другим. Он может быть гневной анафемой или ликующей хвалой.

Я остро сознавал все это раньше, еще более остро я сознаю .это сейчас. И так же, как в те дни, меня мучит сейчас сознание моей огромной, неискупимой вины, моей невыносимой, непостижимой неудачи: я ничего не сумел выразить, ничего. Как это случилось? О чем я думал, глупец?

Мне нет оправдания, как нет его ни одному из живых или мертвых писателей: мы совершили непоправимую ошибку. Впрочем, объяснение нашей неудачи найти можно. Рассказ, этот старейший и правдивейший из жанров, долгое время считался как бы второстепенной формой, никому и в голову бы не пришло отнести его к тому, что сейчас у нас называется настоящей или большой литературой. Такой литературой считался роман. Многие талантливые писатели-новеллисты вынуждены были поверить, что в жанре рассказа невозможно создать ничего серьезного и важного. Писателя не считали писателем, если он не написал добротного романа. Издатели распространяли этот вредный и нелепый взгляд, а критики его поддерживали.

И все-таки остается фактом: в какой-то момент сотни текстов романов, написанных знаменитыми писателями, вдруг оказываются совершенно, непригодными для чтения, из них в лучшем случае можно. выбрать отрывки для антологии,— отрывки, которые по сути являются рассказами.

А хороший рассказ остается интересным всегда, и даже зачастую делается все более интересным со временем, все более глубоким и все более нужным.

Я лично считаю, что рассказу нельзя предписывать никаких правил, кроме одного: рассказ должен жить, а как и почему он живет, не имеет значения...

Чтобы состоялся рассказ, нужно жизнь наполнить жизнью. К ней рассказ стремится, с ее рождением появляется, для нее живет, с ее смертью умирает.

Я не собираюсь здесь защищать рассказ и нападать на роман: рассказ не нуждается в защите, нападение на роман невозможно. И тот и другой существуют, потому что существует человечество.

Как хорошо я понимаю, что произошло за тридцать лет, прошедших после опубликования моей первой книги! Жизнь завертела меня, и я почти забыл, что можно не писать. Беда в том, что когда ты набил руку, то даже если ты видишь сам, что делаешь совсем не то, но остаешься в рамках привычных правил и схем, у тебя все «равно что-то получается, иногда как будто совсем не плохо, только в глубине-то души ты знаешь—и в тот момент, как пишешь, и потом, через много лет,— что мог бы написать лучше, не спасуй ты перед собственным жизненным опытом, собственным мастерством, любовью к спокойной и удобной жизни, ленью, мнением читателей, критиков, редакторов, издателей... Но ты спасовал, и что теперь говорить об этом!