ДЖОЙС КЭРОЛ ОУТС

СОВРЕМЕННЫЙ РОМАН

Тенденции. Итоги. Газетные заголовки. Чем грубее сокращение, тем лучше оно «работает». Что такое литература— победоносно неукротимый процесс, борьба индивидов, которые воюют, чтобы выразить множество «правд», лишь воображая, что они участвуют в соревновании, или литература—ложный термин, несуществующее понятие, изобретение критиков, профессоров и энциклопедистов? Обозревая местность, невольно полагаешься на плоскостной метод, вопреки самым разумным инстинктам видеть больше, чем примитивные схемы.

Есть Традиционные Романисты, которые пишут так же самозабвенно и неутомимо, как и их двойники XIX века, находясь в полном неведении относительно слухов о смерти романа (впервые возникших после публикации некоторых глав «Улисса», в первую очередь «Бродящих скал» и «Циклопа», хотя в более щедрое на воображение время можно было бы оспорить эту дату, назвав 1759—1767 годы, когда был издан «Тристрам Шенди»). Есть еще и Экспериментальные Романисты, которые воображают, должны воображать, что они изобретают форму заново и, сокрушая прошлое, создают свой уникальный язык, соревнуясь с вывихами века акселерации (хотя экспериментальный писатель, если он не признает «Поминок по финненгану», не может быть принят всерьез).

Есть, конечно, и Романисты Специализированного Интереса, самозванные пророки различных «меньшинств»—негров, гомосексуалистов, эмансипированных женщин; есть Романисты-Постмодернисты, Романисты-Нон-документалисты, Романисты-Миниатюристы, Романисты-Гаргантюисты и Анти-романисты. Критик из «Три Квотерли» как-то заметил ворчливо, что преимущество популярного, «понятного» романа в том, что у него есть читатели, в то время как у экспериментального романа их почти нет, и что это кажется подлинным преимуществом, но не дает повода считать, будто популярный роман действительно обладает какими-либо достоинствами. С другой стороны, такая талантливая писательница, как покойная Флэннери О’Коннор, однажды зачеркнула все экспериментальное творчество, сказав: «Если это выглядит чудно на странице, я это не читаю». Энергия заряда 60-х годов все еще пребывает с нами, однако полюса отстоят друг от друга гораздо дальше, чем когда-либо, между теми, кто рассматривает искусство автономньм, самостоятельным родом деятельности, и теми, кто считает его средством общения.

Итак, достаточно теории. Разве истинно вдохновенный писатель, не говоря уже о вдохновенном читателе, интересуется эстетическими теориями? Жрецы элитарного искусства продолжают выпускать свои манифесты друг для друга и как рекламу собственных произведений; академические критики, как, например, структуралисты, пишут в основном друг для друга; и в этом нет никакого вреда. В Америке почти никто никого не слушает. Подобно тому, как дадаизм исчез бесследно, потому что его оригинальный революционный дух не смог быть поддержан, так и все бунтарские теории 60-Х и 70-х годов, наверное, испарятся или сохранятся в академических трудах с названиями вроде «Смерть романа», «Метапроза», «Саморазрушительное искусство».