– Программа не имеет успеха! – стоял на своем Лебенсмаль. – Это катастрофа!

А что вообще здесь творится? Почему она, будучи уволенной, продолжает вякать?

– Ощущение своей нестандартности – это жуткое чувство, – продолжала она как ни в чем не бывало. – Представителям рода человеческого свойственно прибиваться к себе подобным – так диктует биология. Но наше общество всеми силами отторгает непохожих, внушая им, что они недостойны быть вместе со всеми. Вы меня понимаете, Фил? Мы привыкли оценивать себя по меркам пола, расы, религии, политики, образования. Даже роста и веса…

– Что?!

– В противоположность этому «Ужин в шесть» делает ставку на то, что всех нас объединяет, то есть на нашу химию. Пусть наших зрителей загоняют в рамки усвоенных социальных стереотипов – «мужчинам свойственно то, женщинам свойственно это», наша программа предлагает им выйти за пределы этих культурных упрощений. Поразмыслить здраво. Как делают ученые.

Фил обмяк в кресле; до сих пор ему не доводилось проигрывать.

– Именно по этой причине вы и решили меня уволить. Вам нужна программа, которая закрепляет общественные нормы. Которая ограничивает личностные возможности. Мне это предельно ясно.

У Фила застучало в виске. Трясущимися руками он придвинул к себе пачку «Мальборо», щелчком выдвинул сигарету и закурил. В тишине он сделал глубокую затяжку, которая, подобно кукольному костерку, сопровождалась крошечными вспышками и еле слышным потрескиванием. Выдыхая, он изучал лицо этой женщины. Потом вскочил, дрожа всем телом от досады, и направился к бару, хранившему внушительную коллекцию янтарных бурбонов и скотчей. Схватив первую попавшуюся бутылку, он наклонил ее над стаканом толстого стекла и наполнил тот до краев. Потом опрокинул в себя всю порцию, налил еще один стакан и только теперь посмотрел на посетительницу.

– Здесь существует вертикаль власти, – начал он. – И тебе пора усвоить, как она работает.

Элизабет ответила ему недоуменным взглядом.

– Хочу официально заявить, что Уолтер Пайн неустанно пытался заставить меня следовать вашим указаниям. И при этом сам он тоже считает, что программа может и должна представлять собой нечто большее. Нельзя наказывать Пайна за мое неповиновение. Он порядочный человек и добросовестный работник.

При упоминании Уолтера Лебенсмаль опустил стакан и еще раз затянулся сигаретой. Он не терпел, когда другие – а тем более женщины – подвергали сомнению его авторитет. Под пиджаком, разошедшимся в поясе, он, не сводя глаз с Элизабет, принялся медленно расстегивать ремень.

– Наверное, с этого надо было начать, – сказал он, вытаскивая ремень из шлевок. – Оговорить правила игры. Но в твоем случае это будет частью прощального собеседования.