– Мэд? – окликнула Элизабет, роняя на лабораторный пол сумку и проходя в гостиную. – А где же… – Она приросла к месту. – Ох…
Под ее удивленным взглядом чужой мужчина в сутане с белым пасторским воротничком держался за дверную ручку парадного входа.
– Привет, мамочка, – сказала Мадлен, напуская на себя непринужденный вид. – Это Уэйкли. Мой друг.
–
– Уэйкли помогал мне с фамильным древом.
– Пренеприятное задание, – сказал он. – Совершенно необдуманное. Я категорически против таких заданий, которые вторгаются в частную жизнь семьи… но на самом деле я ничем не сумел помочь. К великому сожалению. Кальвин Эванс оказал очень большое влияние на мою жизнь… своими трудами… да, это, наверное, звучит странно, учитывая мой род занятий, но я восхищался этим человеком… был, можно сказать, его фанатом. Вообще говоря, мы с Эвансом… – Он осекся. – Еще раз примите мои соболезнования в связи с вашей утратой… я уверен, это не…
Уэйкли прислушался к себе со стороны. Его несло, будто речной стремниной. Чем дальше, тем больше настораживалась Зотт; под ее взглядом ему становилось страшно.
– Где Гарриет? – Она повернулась к Мадлен.
– По делам пошла.
С телеэкрана Элизабет Зотт говорила:
– У меня осталось время для одного-двух вопросов.
– Это правда, что вы химик? – прозвучало из студии. – А то в «Лайфе» сказано…
– Да, это чистая правда! – рявкнула она. – У кого-нибудь есть вопрос по существу?
У себя дома, в гостиной, Элизабет вдруг запаниковала.
– Надо это немедленно выключить, – потребовала она.
Но не успела дотянуться до панели управления, как зрительница из публики полюбопытствовала:
– А что, ваша дочь действительно незаконнорожденная?
В два шага добравшись до телевизора, Уэйкли сам щелкнул выключателем.