– Тебя как зовут?

– Мэд, – ответила девочка.

Фраск отметила ее пухлые лиловатые губы, нескладно длинные руки и ноги.

– Эванс? – выпалила она, не подумав.

Они переглянулись с равной степенью удивления.

– Мы с твоими родителями когда-то вместе работали, – объяснила Фраск, протягивая ей диетические галеты. – В Гастингсе. Я – в отделе кадров, а твои мама с папой – в секторе химии. Твой папа был очень знаменит; да тебе и самой это известно. А теперь и мама твоя прославилась.

– Благодаря журналу «Лайф». – Девчушка потупилась.

– Нет! – решительно заявила Фраск. – Вопреки!

– Что за человек был мой папа? – спросила Мэд, надкусив галету.

– Твой папа… – замялась Фраск: она поймала себя на том, что понятия не имеет, каким он был, – безумно любил твою маму.

Мадлен оживилась:

– Правда?

– А твоя мама, – продолжила Фраск, причем впервые без тени ревности, – безумно любила твоего отца.

– А дальше что? – нетерпеливо спросила Мэд.

– Они были очень счастливы вместе. Настолько счастливы, что перед смертью твой папа оставил ей подарок. Знаешь какой? – Она наклонилась к Мад. – Тебя.

Мадлен незаметно закатила глаза. Так вели себя в разговоре взрослые, когда пытались обойти какие-нибудь острые углы. Однажды Уэйкли при ней говорил библиотекарше, что ее кузина Джойс хотя и умерла – упала замертво посреди супермаркета, хватаясь за сердце, – но по крайней мере не мучилась. Интересное дело. А саму Джойс кто-нибудь спросил?

– И что было потом?

«Что было потом? – переспросила про себя Фраск. – Ну, потом я начала распускать злобные сплетни про твою мать; в итоге ее уволили и она погрязла в бедности, а потом вернулась в Гастингс, где наорала на меня в женском туалете, и в итоге мы обе узнали, что в юности подверглись сексуальному насилию и в итоге не смогли защитить свои выпускные квалификационные работы, а в итоге оказались на незавидных позициях в фирме, возглавляемой бестолковыми подлецами. Вот что было потом».

Но вслух она сказала: