— Все понятно, Ваша честь. — Я подхожу к Саре. — Назовите свое имя.

Она едва заметно вздергивает подбородок:

— Сара Крофтон Фицджеральд.

— Вы мать Анны Фицджеральд, и она ваш младший ребенок?

— Да, так же как Кейт и Джесса.

— Правда ли, что вашей дочери Кейт в двухлетнем возрасте был поставлен диагноз острая промиелоцитарная лейкемия?

— Это правда.

— В тот момент вы с мужем решили зачать ребенка, генетически запрограммированного на то, чтобы быть донором органов для Кейт ради ее излечения?

Лицо Сары каменеет.

— Я бы описала это другими словами, но да, при зачатии Анны такие соображения у нас имелись. Мы планировали использовать пуповинную кровь для переливания.

— Почему вы не попытались найти неродственного донора?

— Это гораздо более опасно. Риск смерти значительно повышался, если бы донором был не родственник Кейт.

— Сколько лет было Анне, когда она впервые отдала какой-нибудь орган или ткань своей сестре?

— Кейт провели переливание крови через месяц после рождения Анны.

Я качаю головой:

— Я не спрашивал, когда Кейт получила его. Я спрашивал, когда Анна отдала его. Пуповинная кровь была взята у Анны сразу после рождения, верно?

— Да, — отвечает Сара, — но Анна об этом даже не знала.

— Сколько лет было Анне в следующий раз, когда она отдала какую-нибудь часть тела Кейт?

Сара морщится, как я и ожидал.

— Ей было пять, когда у нее взяли донорские лимфоциты.