Светлый фон

— Охотно. Сто фунтов и хороший обед.

Телефон умолк приблизительно на минуту, затем Фроум снова взял слово:

— Сто фунтов… Не многовато ли будет, а? Вам же ничего не придется делать. Мы просто заснимем, как он привычно висит головою вниз там, куда мы его подвесим. Это ж не тигр и не волк, ведь правда? — повторил он.

— Сто фунтов и хороший обед. Похоже, вы представления не имеете, какие сюрпризы могут выкинуть животные в самый неподходящий момент. Положим, оно может заболеть. Ист-Ланкс-Роуд ведь вам не джунгли, и ленивцу здесь вряд ли будет так уютно, как на родине. Вы, конечно, можете домчать его до ветеринарной больницы в Уоррингтоне на вашей шикарной машине, но боюсь, это создаст вам дурную рекламу.

Фроум сделал шумный выдох:

— Ну ладно уж. Похоже, вы меня убедили, доктор. И все-таки я по-прежнему полагаю роскошью приглашать персонального врача для надзора за единственным зверем. Ленивец ведь не королева.

— Вы одно упустили из виду. О королеве мы знаем практически все, а вот о ленивцах куда как меньше. Ну ладно, ближе к делу. Какого числа и в какое время вы меня ждете?

Ясным и солнечным апрельским утром я прикатил в Бертонвуд. Там, на бывшей американской авиабазе, меня уже ждали. На длинной потрескавшейся взлетной полосе группа киношников копошилась вокруг табунка автомашин. Тут были и новехонькие, с иголочки, модели, которые вот-вот поступят в продажу, и старые, латаные-перелатаные «рено» и «форды», увезенные непонятно с какой автомобильной свалки.

— Фроум, — представился мне молодой рыжеволосый парень в изысканном голубом костюме, с удивительно белым лицом и огромными белыми ушами. — Сейчас устраиваемся, — прочирикал он. — Животина будет вон там, в «рено». Сейчас для нее устраивают брус, куда ее подвесят, и начнем. (Его послушаешь, можно подумать, что речь идет о костюме на вешалке.) Пока можете погулять вокруг, доктор.

— Большое спасибо, — сказал я, настраивая себя на то, что день будет небогат событиями. Возможно, в конце его удастся слетать по шоссе в сафари-парк в Ноусли. Но прежде я решил взглянуть на ленивца, как он там жив-здоров и бодр — насколько бодрыми могут быть подобные создания. Представитель зоопарка Уэллингборо открыл большой фанерный ящик. Там, прицепившись своими длинными кривыми когтями к стойке — единственному в этом жилище «предмету мебели», — висела крупная и отнюдь не такая уж неуклюжая самка ленивца Хоффмана. Она была погружена в глубокий сон — ленивцы спят около девятнадцати часов в сутки — и даже не пошевелилась, когда я погладил ее по густой мохнатой шубе. Послюнявив кончик провода моего электронного термометра, я вставил его ленивице в задний проход. На шкале высветилась цифра 87 градусов по Фаренгейту — только у муравьедов и броненосцев нормальная температура тела столь же низкая, как у ленивцев. Зверюга продолжала дремать, не обращая внимания на то, что я подвергал ее обследованию.