29 января 1875 года состоялось секретное заседание под председательством кайзера Франца Иосифа. Основным докладчиком выступал министр императорского двора и иностранных дел граф Дьюла Андраши. Если Австро-Венгрия не сможет воспрепятствовать овладению Боснией и Герцеговиной со стороны Сербии и Черногории и образованию по соседству сравнительно большого славянского государства, то монархии грозит превращение в «больного человека» Европы, утверждал он. Державе следует быть начеку и готовой к любому развитию событий. Цель – присоединить Боснию и Герцеговину, превратить их в хинтерланд для далматинских владений монархии, вбить тем самым австрийский клин между двумя княжествами.

Подобная акция нуждалась в правовом оформлении и оправдании: «Мир должен видеть, что мы не завоевательную войну ведем, а лишь действуем в интересах своей безопасности и интегритета». Полезно сослаться на историю – некогда эти земли входили в состав Венгерского королевства. Неразумно, однако, просто так отобрать у дружественной Турции принадлежащую ей территорию. И появилась формула оккупации (подразумевалось – вечной), которая, по словам графа Андраши, не должна была выглядеть аннексией. На сей день, добавил он, трудно определить точные границы земель, на которые распространяются претензии; нельзя делить шкуру неубитого медведя; однако, многозначительно добавил он, все мясо должно достаться Австрии, а прочим придется удовлетвориться костями[676].

Кайзер Франц Иосиф с докладчиком согласился: «Сегодня следует придерживаться идеи, что абсолютно необходимо получить для Далмации хинтерланд» и прорубить между Сербией и Черногорией территориальный коридор. Следует, однако, соблюдать в приращениях определенную сдержанность, чтобы не слишком выросла доля славянского элемента в монархии.

Совещание определило стратегическую линию Австро-Венгрии в нависшем над Балканами конфликте. Конкретику в соображения политиков внесли генералы: по их мнению, предстояло сосредоточить 150-тысячный ударный кулак в Хорватии и Далмации для последующего вторжения в Боснию и Герцеговину.

Венгерский историк И. Диосеги называл принятый Веной курс экспансией, объяснимой (точнее даже – оправдываемой) оборонительными соображениями[677].

Российскому кабинету в условиях надвигавшейся войны с Турцией следовало не просто уточнить австрийскую позицию, а добиться соблюдения соседкой нейтралитета. Экспансионистские устремления партнера по Союзу трех императоров стали для Петербурга очевидны после встречи в Рейхштадте. Александр II решил произвести зондаж в Берлине, чтобы выяснить отношение рейха к возможному столкновению России с Австро-Венгрией. Ответ поступил от Бисмарка, снабженный обьгаными дипломатическими любезностями, но крайне неутешительный по существу: интересы Германии будут глубоко задеты, если возникнет угроза для Габсбургской монархии, для ее положения в Европе и ее независимости. Иными словами – Второй рейх не допускал разгрома Австро-Венгрии. Война с Габсбургами, буде она разразится, предстояла для России более чем с странная – без права на победу, то есть бессмысленная[678].