В небольшой сцене наркотического видéния Вагинов контаминирует известные сцены катабасиса из «Одиссеи», «Энеиды», «Божественной комедии». То, что переживали древние и новые авторы, теперь, на очередном витке истории, переживает как откровение неизвестный поэт, герой «Козлиной песни»: будущее открывается ему как испытание, через которое должен пройти он сам и люди его круга — ленинградская интеллигенция, те, кого писатель называет «эллинистами». Прежде чем сойти в Аид, героям «Козлиной песни» необходимо принести жертву, как это делали Одиссей и Эней. Но это будут не кровавые дары в виде убитых птиц или животных, а социальное положение: герои должны пожертвовать своим общественным статусом, чтобы сохранить себя и петербургскую культуру. Вопрос сотрудничества с большевиками остро стоял для ленинградской интеллигенции. Как показал Вагинов в дебютном романе, каждый решал его разными способами: от самоубийства (неизвестный поэт), до адаптации к условиям новой власти (Тептёлкин).
На исходе нэпа, перед началом первой пятилетки, Вагинов отдавал себе отчет, что испытания для интеллигенции только начинаются. Первая половина 1930-х годов не прошла для нее безболезненно: вспомним показательные судебные процессы: Шахтинское дело (май 1928), дело краеведов (май 1931), Академическое дело (февраль — август 1931), когда, помимо ученых из других городов Союза, были осуждены и репрессированы представители ленинградской интеллигенции: академики С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, Н. П. Лихачев, члены-корреспонденты С. В. Рождественский, В. Г. Дружинин, В. Н. Бенешевич, пушкинист Н. В. Измайлов, литературовед Б. М. Энгельгардт, геолог А. Н. Криштофович и многие другие.
Перед самой смертью Вагинов пишет роман «Гарпагониана» (<1933–1934>), оставшийся незаконченным. В этом бытописательски-фактографичном тексте автор вновь возвращается к размышлениям о судьбе «прежних людей», «эллинистов» Ленинграда, к идее, высказанной в ранней прозе, о том, что «родина его в земле»:
Пригласил меня один чужестранец в дом свой и долго расспрашивал на незнакомом языке. И по движениям губ понял я, что расспрашивает о родине моей. Показал я знаками, что родина моя в земле, что больше нет родины моей[1034].
Пригласил меня один чужестранец в дом свой и долго расспрашивал на незнакомом языке. И по движениям губ понял я, что расспрашивает о родине моей. Показал я знаками, что родина моя в земле, что больше нет родины моей[1034].
Подобно Данте, герои Вагинова отправляются в путешествие по аду в поисках надежды на спасение. Если великого флорентинца в «Божественной комедии» вели Вергилий и образ прекрасной Беатриче, то герои «Гарпагонианы» (Локонов, Жулонбин, Анфертьев) оказываются без провожатых, поскольку сами представляют собой воплощенные грехи ленинградской интеллигенции: Локонов — уныние, Жулонбин — жадность, Анфертьев — пьянство.