Оба фашистских движения были (пусть и недолго) у государственного руля во время войны, прямо или косвенно воздействовали на политическую жизнь в довоенное время. Фашизм в Восточной Европе возник с опозданием, так что правящие элиты, знакомые с опытом Италии и Германии, понимали, как удержать фашистов в узде, то подавляя их репрессиями, то беря на вооружение их идеи, — эту стратегию они изложили британским дипломатам (Vago, 1975). Это помогало сдерживать тех, кто сам называл себя фашистами; но это же означало, что, начиная с 1930-х, консервативные авторитарные правительства этих стран все более пропитывались фашистскими идеями и практикой. Это означало также, что истинные фашисты не были приучены к оппортунизму, потому что власть никогда не баловала их поблажками и компромиссами. В результате непримиримая фашистская оппозиция, не будучи допущенной к власти, так и не поступилась принципами.

Обе страны, таким образом, очень важны для общего понимания фашизма. Между ними было три важных отличия.

Во-первых, Венгрия (как и Австрия) потеряла в Первой мировой войне больше кого бы то ни было. Страна утратила 68 % территории и 59 % населения. Румыния же, став хозяйкой этих территорий (а также получив земли других проигравших — России, Австрии и Болгарии), больше кого бы то ни было приобрела. Во-вторых, значительные различия наблюдались в структуре сельского хозяйства. Венгерские «джентри» сохранили политическую власть после Первой мировой войны, аграрная реформа не затронула их благосостояния. В Румынии же было мало крупных поместий, а после аграрной реформы, направленной в основном против этнических меньшинств, их осталось еще меньше. Таким образом, в Венгрии преобладало крупное помещичье землевладение, а в Румынии имелся потенциально мощный крестьянский класс. В-третьих, Венгрия всегда была толерантна по отношению к евреям (довоенное время было для них «золотым веком»), Румыния же была самой антисемитской страной в Европе — до 1918 г. евреи там не имели права гражданства. Пусть эти факты удержат нас от прямолинейных обобщений, связанных с мировой войной, реакционными помещиками, традиционным антисемитизмом как факторами, повлиявшими на фашизм. Однако между двумя странами было и важное сходство. Это были страны-соседи со средним уровнем развития, не претендующие на статус великих держав. Эти две страны позволят нам расширить наше понимание фашизма.

Однако к венгерскому и румынскому фашизму никогда не относились всерьез. Их история плохо описана, более того — ее сорок лет искажали коммунистические историографы, вешавшие на фашистов малосодержательные ярлыки: «преступники», «ущербные», «люмпены», «мелкая буржуазия». Их называли маргиналами, даже описывали как единственных в стране антисемитов (см., напр., Lackó, 1969; Ránki, 1980). Падение коммунизма пока не привело к расцвету национальной исторической науки. Венгры и румыны по вполне понятным причинам не хотят признавать, что фашизм и антисемитизм были порождением их национальной жизни в период прошлого эксперимента с демократией. Так что объяснить венгерский и румынский фашизм нелегко. Скудость достоверных данных толкает некоторых венгерских историков в сторону самого простого объяснения — традиционной классовой теории. Венгерский фашизм, настаивают они, — по сути мелкобуржуазен. Иначе обстоят дела в Румынии — Юджин Вебер уже давно (Weber, 1966а) рассказал нам, что фашизм в этой стране поддерживали все классы. Мнения о венгерском фашизме разнятся. Английский предприниматель Джон Кейсер в 1939 г. сообщал в британское министерство иностранных дел, что «Скрещенные стрелы» — это