К тому времени Депрессия уже отступила. Однако экономического рывка не последовало: на протяжении 1930-х экономика развивалась слабо, стагнировало сельское хозяйство. Экономический рост начался лишь вместе с крупными военными расходами, как и в Германии, где идеи Кейнса были переосмыслены на авторитарный лад. Венгрия была втянута в орбиту немецкого экономического влияния; на первых порах торговля с ней велась на весьма выгодных условиях. Либералов и евреев клеймили как виновников венгерской экономической отсталости, а нацистскую Германию провозглашали лучшим другом Венгрии. Экономика и геополитика оставались тесно переплетены. В 1938 г. после аншлюса Австрии Германия оказалась на расстоянии вытянутой руки, а расчленение Чехословакии позволило Гитлеру вернуть Венгрии ее бывшие словацкие территории. Венгерские ревизионисты радовались появлению мощного союзника. Влияние нацистов росло; парламент работал, как и прежде, но в правительстве произошел раскол. Авторитарные сторонники Хорти контролировали полицию, МВД и сельское хозяйство, в то время как сторонники нацистов прибрали к рукам финансы, промышленность и министерство обороны (Szöllösi-Janze, 1989: 97). Под влиянием немцев усиливались антисемитские настроения, и в 1938 г. крайне правые инициировали дискриминационные антиеврейские законы (Mendelsohn, 1983: гл. 2). Когда майор Ференц Салаши сумел объединить множество мелких фашистских организаций в одну партию, к ней присоединилось много радикально настроенных офицеров и гражданских служащих. Исполнительная власть теперь была разделена на три блока: авторитарных реакционеров, корпоративистов и фашистов. Сменявшие друг друга «умеренные» премьеры (здесь этот термин следует понимать условно) периодически запрещали деятельность фашистов. Даже самого Салаши арестовывали трижды. Если бы не было войны, эта межеумочная ситуация могла бы привести к любому исходу. В мирное время соперничество фашизма и консервативных форм авторитаризма может вылиться во что угодно. Но грянула война.

Вторая мировая резко сузила поле для политических маневров. Но даже и тогда режим Хорти мог бы удержаться от фашистской радикализации. Однако географическая близость к Германии, щедрые территориальные подарки Гитлера и пламенная ненависть Хорти к коммунистам побудили его присоединиться к странам Оси. Лидер Венгрии признал германскую гегемонию, но сохранил при этом некоторую свободу действий.

В политическом торге с Гитлером у него был козырной туз: его режим был надежным и предсказуемым, в отличие от неуправляемых и непредсказуемых венгерских фашистов. В благодарность за союзничество Гитлер в 1940 г. вернул Хорти большую часть утраченных территорий (это снова включило в состав Венгрии национальные меньшинства). «Скрещенные стрелы», преследуемые режимом, влачили жалкое существование, но в то же время радикальные силы в правительстве продавили закон, запрещающий евреям занимать ответственные посты и приобретать крупную собственность. Многие евреи были мобилизованы в трудовые батальоны и отправлены за пределы страны, в которую уже больше не вернулись. Холокост в Венгрии по большей части был делом рук крайне правых. Но все же Хорти до последнего сопротивлялся требованию Германии «окончательно» решить еврейский вопрос — вплоть до марта 1944 г., когда страна была оккупирована германской армией. В октябре 1944 г. салашисты устроили государственный переворот, но у власти продержались недолго — в январе 1945 г. в Венгрию пришла Красная армия, после чего Салаши и его подельники были повешены. События военной поры более подробно описаны в моей следующей книге.