В рамках сравнительно-исторической социологии можно сделать одно предварительное утверждение. Движение к демократии никогда не носило чисто «процедурного» характера, не сводилось лишь к одному методу управления. У этого движения всегда была твердая цель. Парламент мог понадобиться народному движению, только если оно еще не списало со счетов институты старого режима и рассчитывало извлечь из них конкретную выгоду. В XVII, XVIII и начале XIX века таким образом боролись с налогами и воинским призывом. В конце XIX века к списку требований добавились образование, благосостояние и политические права рабочих. Перераспределение власти и ресурсов от правящих классов к среднему и низшим, от деспотичных метрополий к провинциям и регионам, от мужчин к женщинам — в этом вся суть современного народовластия. Либеральная демократия, таким образом, предполагает реальное перераспределение ресурсов власти, которое затем закрепляется конституционно.

Таким образом, если либеральные институты не могут осуществить перераспределения власти ни в каком виде, ни в одной стране мира народные движения не станут более их поддерживать. На северо-западе Европы правительства под давлением народа все же соглашались на создание демократических институтов и на некоторое перераспределение ресурсов. От новой республики большинство испанцев ждало реформ. Однако старый режим здесь не пострадал в кризис, но и не был реформирован и в целом не испытывал на себе давления: прежнего руководителя страны просто неожиданно свергли, не более того. Но, когда поутихли волнения, оказалось, что исполнительная власть по-прежнему находится в руках того же самого «старого режима», а кроме того, и в парламенте осталось немало «касиков». Ожидания у участников народных движений, политиков-центристов и чиновников старого режима разнились. Республиканские законодатели вскоре обнаружили, что исполнительная власть (которую поддерживали правые) не приводит в исполнение их законы. В результате реформистское крыло начало леветь; другие центристы, увидев, какую угрозу представляет народное давление для общественного порядка, всерьез обеспокоились. Центристы, чьи неопределившиеся избиратели решали исход выборов, начали делать двойственные заявления, призывая одновременно к реформам и к стабильности. Если бы исполнительная и законодательная власть оказалась в руках правоцентристского альянса, это привело бы к протестам левых; если бы оба «куска государства» оказались в руках левых — восстали бы правые. А если бы каждой стороне досталась определенная часть властной структуры, то страна бы погрузилась в хаос. К несчастью, в стране воплотились все три сценария, причем ее бросало от одного к другому.