Что же до баскачества, судя по источникам, оно не было изжито до конца XIII столетия.

Отнюдь не от хорошей жизни Бэрх-хан поддался на уговоры Александра Невского. После смерти Бат-хана у Бэрх-хана обострились отношения с братом Мунх-хана, Хулагу — создателем Монгольского Ильханского государства; с последним Бэрх-хан в течение пяти лет воевал за право владеть Арраном и Азербайджаном.

В связи с многолетней войной между Хулагу и Бэрх-ханом исследователи ставят вопрос: была ли она «священной войной с неверными», то есть джихадом, к которому мамлюкский султан ал-Малик аз-Захир Бейбарс в своем письме (1261 г.) подстрекал Бэрх-хана, и был ли последний фанатичным мусульманином.

Как явствует из «Летописи Бейбарса», Бэрх-хан и его единомышленники, приняв ислам, «…ввели у себя уставы и правила (ислама), плату зэката (мусульманский налог в пользу бедняков, больных и сирот. — Р. П. Храпачевский), обязанности участвовать в газавате и джихаде… (тем самым якобы подтверждая, что он, Бэрх-хан. — А. М.) действует против йасы („Книги Великой Ясы“. — А. М.) Чингисхановой и закона народа своего…»[1048]

На самом деле реакция Бэрх-хана на послание и подстрекательства Бейбарса неизвестна. Зато в сочинении ал-Муфаддаля имеется описание монгольского дипломатического ритуала, которому египетским послам, привезшим послание Бейбарса, необходимо было следовать; и этот ритуал, как считает А. Г. Юрченко, «является единственной возможностью выяснить истинное положение дел со статусом ислама при дворе Берке…»[1049].

«Рано утром царь Берке… — пишет ал-Муфаддаль, — пригласил послов к себе. Их уже уведомили, что им следует делать при входе к нему, то есть войти с левой стороны и, когда от них будет взята грамота, перейти на правую сторону, присесть на оба колена; никому не входить к нему в шатер с мечом, с ножом или с оружием; не прикасаться ногами к порогу шатра; когда кто снимет с себя свое оружие, то слагать его на правую сторону, вынуть лук из сайдака, опустив тетиву, не оставлять в колчане стрел; не есть снега и не мыть платье в орде…»[1050]

Как явствует из сочинения ал-Муфаддаля, монгольский дипломатический ритуал непосредственно связан с нормами обычного права монголов и их шаманскими верованиями, узаконенными в «Книге Великой Ясы». Это дало основание Ю. В. Сочнову сделать вывод о том, что «сохранение шаманских традиций при дворе монгольского правителя было явным нарушением шариата (выделено мной. — А. М.). Широко возвещенное принятие Берке ислама на деле оказалось чисто внешним, совсем не означавшим проявления какой-либо религиозной нетерпимости, хотя симпатии хана, безусловно, изменились, а это также имело немаловажное значение»[1051].