С другой стороны, французы, получив успех при Линьи, забыли потери свои при Катрбра и если вспоминали об оной, то не иначе как приписывая ее измене. Говорили, будто Бурмон и еще некоторые офицеры судимы были военной следственной комиссией за дурное поведение, бывшее причиной сего несчастия.

К сему неосновательному слуху, которым Бонапарт искусно умел польстить оскорбленной гордости солдат своих, присоединились доказательства более убедительные: допуская неполный успех Веллингтона, говорили они, будто английский генерал командовал только правым крылом прусской армии и разделял поражение с Блюхером, что он сам подтвердил, подражая его отступлению. Все способствовало торжеству их; ни один солдат не думал, чтоб англичане осмелились учинить расстах[127], а и того менее сопротивляться победителям до тех пор, пока не будут прогнаны к кораблям своими; никто из них не сомневался в присоединении к императору бельгийских войск; а предполагать, что на другой день поутру они могли встретить какие-либо препятствия в пути своем к Брюсселю, значило обнаружить худое усердие, и потому все сожалели о бурной ночи как об обстоятельстве, способствовавшем ретираде англичан.

Сам Бонапарт разделял или казался разделяющим сии чувствования: когда туманная заря 18 июня открыла ему неприятелей, расположенных еще на высотах, которые они заняли в прошедшую ночь, и казалось, решились защищать, он не мог скрыть своей радости и воскликнул, простирая руки к английским позициям с движением, изъявлявшим желание схватить добычу: «Наконец и англичане в моих руках!»

Радость французов по обыкновению обнаруживалась в остротах, отпускаемых насчет неприятелей. Смерть герцога Брауншвейгского была главным предметом сарказмов французских офицеров, которые хотели доставить двор Иерониму, бывшему королю Вестфалии. Чтобы сей лестью снискать благоволение своего государя, они смеялись над злосчастной судьбой Брауншвейгских герцогов. Национальная одежда бедных монтаньяров, которые были еще расположены по постам, занимаемым ими при Катрбра, подавала повод ко многим насмешкам, коих не хочу здесь приводить, но ссылаюсь на французскую пословицу: «il riv bien qui rit le dernier».

Прежде, нежели я приступлю к подробному описанию битвы при Ватерлоо, позвольте мне на минуту остановиться на Ваших критических замечаниях касательно военных действий 16-го числа. Вы говорите, что Бонапарту не следовало нападать на английскую и прусскую армии в один и тот же день, и стараетесь обратить мое внимание на письмо маршала Нея к Фуше. Второе Ваше мнение состоит в том, что по разбитии пруссаков при Линьи Наполеону должно было преследовать Блюхера по крайней мере со всей кавалерией и привести его в такое состояние, чтобы он не прежде мог соединить силы свои, как под стенами Местриша. Этого мнения, говорите Вы, все военные критики в соседстве нашем, то есть все наши друзья, носящие синее платье с красным воротником, капитаны, получающие половинное жалованье, отставные вольнослужащие офицеры и проч. и проч. Несмотря на сей единогласный приговор ваш против экс-императора, я осмеливаюсь защищать его.