Услышав отрицательный ответ наш, он нам позволил въехать в сей мрачный, грязный и худо выстроенный город. Вот люди, думал я, смотря на худо одетых солдат, охранявших валансьенские ворота, вот люди, которые хотели завоевать весь мир и которых имя тридцать лет было ужасом Европы.

В самом деле, вид их был довольно дик и страшен; во взоре блистал еще остаток гордости и энтузиазма, обнаруживавший полную уверенность в своем мужестве; впрочем, они казались весьма расстроенными. Иные носили белую кокарду, другие сохранили трехцветную, а один из них, более благоразумный, к собственному удовольствию и забаве товарищей, надел на свою шляпу обе, дабы соображаться с обстоятельствами, смотря по тому, та или другая сторона возьмет верх.

Нам не позволили взойти на валы, и я не почел необходимостью прогуливаться в городе, где царствовало неприятельское солдатство, предоставленное самому себе. В глазах жителей изображались печаль и прискорбие. Хозяйка дома, в коем мы остановились, далекая от изъявления обыкновенной французской веселости, плакала почти при каждом вопросе нашем. Генерал Рей, надев белую кокарду, старался успокоить тревожившихся жителей; но так как союзные войска не были еще впущены в город, то сомнительно было, чтобы они удовольствовались блокадой, которой до тех пор ограничивались военные действия против Валансьена. Жители, по словам хозяйки, искренне уважали англичан, которых они хорошо знали потому, что Валансьен во время войны был главным депо пленных; но они боялись, чтобы город не заняли пруссаки и белги. На другой день с нами случилась встреча не слишком приятная; это был рассеявшийся кондейский гарнизон, который союзники, овладев городом, распустили. В физиономии простого солдата, лишившегося мундира, какой бы он нации ни был, есть нечто жалкое. Его походка, взор, воинские ухватки и остатки мундира, не представляя более опрятности, показывающей, что он принадлежит к армии образованной, становятся страшными, как предвестники какого-нибудь злосчастия.

Дикие и отвратительные черты лица, усы и странная одежда придавали солдатам, составлявшим гарнизон в Конде, вид совершенно разбойнический. И действительно, они были истинными образцами ужасной школы своей: недавно они остановили на дороге и умертвили французского офицера, роялиста по имени Гордон, за то единственно, что их принудили сдать крепость королю. Брат убитого офицера преследует теперь сие злодеяние, но все его старания при дворе Тюильрийском остаются еще без успеха. Солдаты тянулись в беспорядке разными толпами на пространстве двух или трех миль. Скорбь и негодование ясно изображались во взорах их.