В работах Хайдеггера не найти открытого моря Ясперса, не встретить бесконечно движущегося путешественника Марселя или его «случайно встреченного незнакомца». Когда в 1966 году интервьюер из журнала Der Spiegel спросил Хайдеггера, что он думает об идее, что люди могут однажды отправиться на другие планеты, оставив Землю позади — «где написано, что место человека здесь?», — Хайдеггера это потрясло. Он ответил: «Согласно нашему человеческому опыту и истории, по крайней мере, в том виде, в каком я ее вижу, я знаю, что все существенное и все великое произошло от того, что у человека был дом и он был укоренен в традиции».

Для Хайдеггера вся философия — это путь домой, а величайшее путешествие домой — это путешествие к смерти. Под конец жизни в беседе с профессором теологии Бернхардом Вельте он упомянул о своем желании покоиться на церковном кладбище Мескирха, несмотря на то что давно оставил веру. И он, и Вельте говорили, что смерть — это прежде всего возвращение на родную землю.

Желание Хайдеггера исполнилось. Он покоится на католическом кладбище на окраине Мескирха. Его могила светская, с маленькой звездой вместо креста, и он делит ее с Эльфридой, которая умерла в 1992 году. Слева и справа от них находятся еще две семейные могилы Хайдеггеров с крестами. Три памятника вместе, причем памятники Мартина и Эльфриды больше остальных и странным образом напоминают Голгофу.

Когда я посещала кладбище, на всех трех могилах были высажены свежие нарциссы, а на надгробии Мартина и Элфриды лежали горсти мелкой гальки. Между их камнем и камнем родителей Мартина из земли торчал маленький каменный херувим — спящий мальчик, скрестивший ноги, с закрытыми глазами.

Одна из могил рядом с могилой Мартина Хайдеггера принадлежит его младшему брату Фрицу, который охранял рукописи Мартина во время войны и вместе с Эльфридой помогал ему в секретарской работе и в других делах на протяжении всей жизни.

Фриц сделал то, о чем Хайдеггер только философствовал: он оставался рядом с домом, жил в Мескирхе и всю жизнь работал в одном и том же банке. Он также оставался в рамках семейной религии. Местные жители знали его как живого и юморного человека, который, несмотря на заикание, был постоянной звездой ежегодной недели Fastnacht, или «Недели дураков», — фестиваля перед Великим постом, отмеченного речами, наполненными уморительной игрой слов на местном диалекте.

Часть этого остроумия проявляется в замечаниях Фрица своему брату. Он шутил о «Da-da-dasein», подтрунивая над терминологией Мартина, а также над собственным дефектом речи. Не претендуя на знание философии, он говорил, что работа Мартина будет иметь смысл только для людей XXI века, когда «американцы уже давно устроят на Луне огромный супермаркет». Тем не менее он старательно печатал труды своего брата, что было большим подспорьем для философа, который не мог подойти к печатной машинке. (Хайдеггер считал, что печатание на машинке портит письмо: «Оно отнимает у человека важнейший элемент руки».) Попутно Фриц мягко предлагал правки. Почему бы не писать более короткими предложениями? Разве каждое предложение не должно передавать одну-единственную ясную мысль? Ответ брата не сохранился.