Фриц Хайдеггер умер 26 июня 1980 года, и его жизнь оставалась относительно неизвестной до последних лет, когда он привлек интерес биографов как своего рода анти-Мартин — пример того, как не быть самым блестящим и самым ненавистным философом XX века.

Между тем в 1970-е годы у Сартра начался долгий, удручающий упадок сил, повлиявший на его способность работать. Среди его бумаг есть короткий листок без даты (возможно, написанный вскоре после высадки на Луну в июле 1969 года, поскольку он начинается со слова «Луна»), в котором Сартр фиксирует печальный факт, что уже 5 месяцев он ничего не писал. Он перечисляет проекты, которые все еще хочет закончить: книга о Флобере, биографический очерк о Тинторетто, «Критика диалектического разума». Но ему не хочется писать, и он боится, что уже никогда не захочет. Для Сартра не писать было все равно что не жить. Он сообщал: «Годами я ничего не заканчивал. Я не знаю почему. Нет, знаю: “Коридран”».

Длительная зависимость от «Коридрана» и алкоголя действительно создавала трудности, но его писательство застопорилось еще и потому, что после многих лет монокулярного зрения он ослеп и на видевший глаз. Он все еще мог смотреть телевизор, видя движущиеся фигуры и слушая диалоги. В 1976 году Сартр увидел длинную передачу об очень интересной теме — Жан-Поле Сартре. Основанная на интервью, снятых несколькими годами позже, передача «Сартр сам по себе» была приурочена к выходу в эфир и сопровождалась дополнительным интервью с Мишелем Контатом. Сартр сказал Контату, что невозможность писать лишила его смысла существования, но он не станет печалиться об этом.

Накапливались и другие проблемы со здоровьем; инсульты, провалы в памяти, проблемы с зубами. Бывали моменты, когда он, казалось, совсем уходил в себя. В один из таких моментов де Бовуар спросила его, о чем он думает: «Ни о чем. Меня здесь нет». Он всегда описывал сознание как небытие, но на самом деле его ум всегда был переполнен словами и идеями. Сартр каждый день выжимал из себя текст, как будто был переполнен и нуждался в разгрузке. Теперь, хотя ему по-прежнему было что сказать, у него не оставалось сил, чтобы это сделать. Те, кто заботился о нем, начали втайне надеяться, что он умрет быстро и легко — смерть в стиле Камю, как выразился его друг Оливье Тодд. Медленное угасание было невыносимо: «Сартр, petit père, не поступай с нами так!» И все же Сартр продолжал бороться, словно упрямая маленькая фигурка, пытающаяся соответствовать масштабам своей огромной публичной персоны.

В последние месяцы жизни за ним ухаживали партнеры, любовники и ученики: Симона де Бовуар, его юная спутница Арлетт Элькайм-Сартр (которую он удочерил, чтобы дать ей законные права) и его давняя любовница Мишель Виан. У него также был новый молодой секретарь и помощник Бенни Леви, который помогал ему писать и, возможно, оказывал на него чрезмерное влияние — по крайней мере, так считали некоторые. Леви был человеком сильных взглядов, бывшим маоистом, антикоммунистом и страстным приверженцем своей еврейской идентичности. И уж точно он не был рядовым литературным негром.