Спустя два года предприятие Авири действовало столь активно, что он не мог обойтись без помощников. Теперь Адам редко бывал в галерее, и обработкой ее посетителей занимался уже молодой человек по имени Альфред, который ради прибыльной службы бросил университет. Два паренька готовили для Адама подрамники, натягивали холсты, нарезали стекло и вставляли картины в рамы. Сам он работал с семи до одиннадцати в ателье, успевал сделать за утро одну, две или три картины — в зависимости от размера. Ровно в четверть двенадцатого, просмотрев газеты и покончив с чашечкой кофе, он отправлялся к заказчикам для «визуальных погружений». Необходимость в них возникала не всегда, но по крайней мере в половине случаев об этом просили сами заказчики, а нередко маэстро Авири передавал через Альфреда, что для успешной работы он нуждается в погружении. Разумеется, стоимость его входила в стоимость заказа. Это был особый способ обслуживания клиентуры, придуманный и введенный в практику Адамом Авири. И, пожалуй, ничто так не способствовало успеху его предприятия, как примененная в его галерее новинка — «визуальное погружение», некая творческая акция художника, суть которой составлял особый способ постижения глубоких связей между интерьером и замышляемой картиной. Расспросов заказчика, утверждал Авири, обычно бывает недостаточно, чтобы эти связи стали ясны для художника. Точно так же и цветные фото, к которым иногда художник прибегал, нередко оказывались бесполезными. В сложных и наиболее интересных с творческой точки зрения случаях художник ощущал необходимость личного проникновения в дух интерьера. Для этого он сам приезжал к заказчику, осматривал помещение и наблюдал в течение краткого периода жизнь, протекавшую среди стен, на одной из которых и надлежало в дальнейшем висеть его нерожденной еще картине. Характеры и эмоции тех, чье постоянное или временное присутствие в помещении определяло его атмосферу, интересовали маэстро Авири не меньше, чем цвет обоев, освещенность или стиль обстановки. Но собственно «погружение» начиналось с того момента, когда художник просил оставить его, так сказать, один на один с интерьером. Минут двадцать — полчаса проводил художник в полной тишине и чаще всего в неподвижности, и легко догадаться, что таинство акта творения — зачатие будущего полотна тогда-то и совершалось. После этого, задумчивый и усталый, покидал Авири заказчика, роняв немногословно: «Ну что же… кажется, ясно… посмотрим, посмотрим…» В папке у него лежали уже эскизы, назавтра переводившиеся в картину.