— Визуальное погружение, — смущенно сказал Авири и противно, мелко засмеялся. Спохватившись, добавил. — Ничего-ничего, я скоро уйду.

Он продолжал рассматривать ее. Оба молчали, но в длящейся паузе не ощущалось натянутости. Он умел смотреть и смотрел внимательно. Модель была почти неподвижна. Читая бумаги и перебирая их, Надя взглядывала на Адама, и не всегда глаза ее опускались сразу же, как будто и она хотела рассмотреть лицо сидящего перед ней человека.

Вошел Альфред.

— Что, босс, за счетами? — сказал он.

Адам обернулся. Около правого глаза Альфреда была налеплена полоска пластыря.

— Что у тебя на скуле? — чтобы хоть что-то произнести, спросил Адам.

Альфред покривился.

— Это вот что, — весело сказала Надя и приподняла руку, чтобы показать колечко с небольшим рубином.

— A-а, — протянул Адам, и осторожно подложив ладонь под Надины пальцы, стал разглядывать кольцо. Ее рука была прохладна и легка. Альфред за спиною Авири хмыкнул.

— Ну что, мне уволить его? — спросил Адам.

— Почему? — с улыбкой насмешливой, но дружелюбной вполне, Надя поверх плеча Адама посмотрела на Альфреда. — Он очень милый. И такого работника вам не найти. Просто он уверен, что каждой женщине необходимо мужское внимание. И, в общем, он прав.

— Понятно, — произнес Авири и сам удивился скрипучему тону, каким это было сказано. — Послушай, Альфред, я не люблю симметрию. Но если ты и дальше будешь так же внимателен, я устрою тебе еще один пластырь, слева.

— О чем разговор? — равнодушно сказал Альфред. — Ясно и так. Разве я ожидал? Хлоп! — и сразу съездила. Так я вам не нужен? А то у меня клиенты. — И он направился в зал.

Только теперь до Адама дошло, что он сидит, обращенный к Наде своей ничем не прикрытой, поросшей густым рыжеватым волосом грудью. Он вскочил и, комкая слова прощания, поспешил уйти.

Портрет был закончен далеко не скоро: опасаясь, что небольшая ошибка разом испортит все, Адам писал чем дальше, тем с большей вдумчивостью, ему, в общем-то, не свойственной. Неожиданно для себе он обнаружил однажды, что начал бессознательно затягивать работу. Тогда он отбросил палитру, поставил картину на пол лицом к стене и день за днем мучился, не давая себе взглянуть на сделанное. Лишь по прошествии недельного поста портрет был вновь водружен на опоры мольберта, и Адам решил, что трогать больше ничего не будет. Раму он сделал сам.

В галерее «Контраст — гармония» наступал обеденный перерыв, посетителей не было, и Надя как раз собиралась приготовить кофе для себя и для Альфреда. Колокольчик, висевший над входной дверью, звякнул, Альфред пробормотал «кого это несет?», — но тут же кинулся к входу, потому что увидел хозяина, который, держа что-то перед собой и с трудом отжимая спиною и задом тугую стеклянную створку дверей, пытался протиснуться внутрь. Альфред ухватился за раму, картину внесли, и Адам, заранее знавший, где ее поместит, повесил портрет на стену. Оба — Адам и его онемевший служащий встали перед картиной, потом Альфред схватил художника за плечо и стал трясти его, крича: