Андрей Сахаров
Но вернемся к чеховскому сюжету. Между врачом Рагиным и пациентом Громовым завязывается дискуссия. Рагин утешает взбунтовавшегося больного: «Вдумчивый человек презирает страдание»… «покой и довольство человека не вне его, а в нем самом». «Вам остается успокоиться на мысли, что ваше пребывание здесь необходимо».
— Почему мы сидим, а вы нет, где логика? — спрашивает Громов и слышит в ответ. — Не вы, так я, не я, так кто-нибудь третий.
О, если бы знал Андрей Ефимович Рагин, как близок он к печальной истине, что через совсем короткий срок его самого, после некомпетентного и неправомочного консилиума, возглавляемого невежественным пройдохой, коллегой Хоботовым, метящим на его место, посадят за решетку, в палату № 6, где он умрет после унизительной и жестокой зуботычины, полученной от сторожа Никиты.
В этом рассказе есть поразительное место. Незадолго до водворения в палату № 6 доктор Рагин говорит своему приятелю, почмейстеру: «Не верьте им! Болезнь моя только в том, что я за 20 лет нашел во всем городе одного только умного человека, да и тот сумасшедший!» и дальше: «Я попал в заколдованный круг. Я погибаю и имею мужество сознавать это».
Слово сказано.
Кто такой Рагин?
Сам Антон Павлович написал этот рассказ после многомесячного путешествия на остров САХАЛИН (1890). Путешествие было мучительным для писателя, уже носившего в себе чахотку. Он преодолел 4, 5 тыс. верст — по морю, по бездорожью на лошадях. Переписал всех жителей каторжного острова, заполнив 10 тысяч карточек. Зачем это было нужно больному Чехову, к тому времени уже вкусившему всероссийской славы? Понятно, что это была не блажь, поездка воспринималась Чеховым как долг, как то, что он непременно должен сделать для бесправных и несчастных своих сограждан. И «Палата № 6» в какой-то степени явилась художественным ответом на вопросы — как жить? есть ли смысл что-то делать, если живешь в пределах «заколдованного круга», который ежеминутно может затянуть тебя в свою воронку? Получается, что Чехов, создавая антигероя Рагина, думал о возможностях иной жизни и иных целей. Сходных с теми, что формулировали для себя российские «чудаки» и «диссиденты».