В таких демократических странах, как Соединенные Штаты Америки, Западная Германия и Швейцария, прогрессия подоходного налога сейчас стала менее крутой; в Великобритании, Австрии и Швеции это не так. По крайней мере, в первой группе стран эта тема больше не находится в центре обсуждения, хотя и там мы имеем дело не с фискальной необходимостью, а с учетом предполагаемой зависти большинства. Если бы ставка подоходного налога в Швеции (1960) была бы ограничена 25 %, казначейство потеряло бы только 2 % всех налоговых доходов. Верхняя ставка в 45 % вместо существующей ставки 65 % привела бы к потере только 45 млн крон (из общих доходов 16,5 млрд крон). В США (1962) подоходный налог по ставке выше 30 % принес только 6,4 % всех доходов, по ставке выше 50 % – только 1,9 % и по ставке выше 65 % – какие-то 0,6 %. Доход по ставкам от 75 до 91 % составил лишь 0,2 % всех доходов. Но даже консервативные кабинеты, когда они сменяют левые правительства, как правило, не в состоянии сделать решительные шаги и демонтировать эту резкую прогрессию. Они слишком боятся зависти, которую, как они предполагают, это вызовет у электората.

Если сторонников радикальной прогрессии спросить об их аргументах, большинство из них чаще всего согласны с тем, что в фискальном отношении прогрессия не имеет смысла. В качестве причины для введения высоких налоговых ставок называется идеал равенства, к которому следует стремиться, пусть и чисто символически. Если опровергнуть этот довод (указав на стабильный спрос на некоторые предметы роскоши и на сходство потребительских привычек среднего и высшего классов, которое бросается в глаза, во всяком случае в США), на это неизменно отвечают, что радикальная прогрессия – это средство борьбы с неравным распределением власти. Неправильно, чтобы один гражданин имел в своем распоряжении власть, которая сопутствует значительной собственности. Здесь эгалитарист склонен пренебрегать тем, что получающий умеренное вознаграждение депутат парламента или чиновник имеет гораздо бóльшую власть, чем кто-либо, кто очень много зарабатывает или получает в наследство. В современной демократии «власть» трех или четырех экспертов, вырабатывающих рекомендации, в какой точке налоговая прогрессия должна приобретать конфискационный характер, несомненно, значительно больше, чем власть вдовы, унаследовавшей от мужа несколько миллионов.

Заявлять о «гуманитарных мотивах» тогда, когда подлинным мотивом является зависть и ее предполагаемое умиротворение, – это излюбленный риторический прием современных политиков, возраст которого насчитывает как минимум 150 лет. Например, 20 лет назад один австралийский премьер-министр заявил, выступая в парламенте: «…семь лет назад на социальное обеспечение расходовалось примерно 17 млн фунтов в год. В этом году расходы на социальное обеспечение составят 88 млн фунтов. Я не отрицаю того, что это потребует перераспределения национального богатства, и я не приношу за это извинений. В основе нашей политики лежат гуманитарные мотивы, которые разделяют многие другие люди – иначе мы не сохраняли бы власть три срока подряд. Мы намерены принудить тех, кто вполне может себе это позволить, расстаться с частью своих доходов, чтобы помочь тем, кто выполняет тяжелый и неблагодарный труд на благо страны. …Люди, на которых все действительно держится, – это рабочие».