Разжигая, зачастую «подводя научный фундамент», приводя в действие и легитимируя зависть народа, которая и без того слишком сильна, радикальные социалистические программы, особенно в некоторых из более молодых развивающихся стран, парадоксальным образом подрывают и/или тормозят те самые установки и способы мышления, без которых невозможны доверие и сотрудничество между значительным количеством людей ради достижения целей, выходящих за пределы круга целей отдельного человека[503].
Глава 21. Социальные революции
Глава 21. Социальные революции
Какие социальные революции и исторические ситуации предоставляют наибольший простор для зависти? Есть четыре следующие основных варианта:
1. Социальная революция, включая предреволюционную и постреволюционную фазу, действует на основании мотива зависти и благодаря его поддержке.
2. Случай, когда внутри какой-либо группы, секты, меньшинства, или группы рабочих, или же, по крайней мере, внутри какого-то социального класса зависть может достигать значительного размаха и выражаться в основанной на зависти социальной критике, которая может продолжаться веками, не приводя к революции в подлинном смысле этого слова. Здесь подходящим термином был бы «рессентимент», к которому, согласно Максу Шелеру и Ницше, добавляется импульс длительного ощущения беспомощности.
3. Случай, когда зависть одной критически настроенной по отношению к социальному устройству группы может играть существенную роль (и это можно доказать), несмотря на то что целью является не собственно революция, а постепенные реформы.
4. Такое положение, когда зависть может играть роль в политико-экономических программах, не предусматривающих важных и долгосрочных структурных реформ. В «законе о выравнивании бремени войны», принятом в Западной Германии после Второй мировой войны, одним из определяющих факторов был учет социальной зависти жертв. Закон касался не облегчения тягот или компенсации, выплачиваемой из налогов, которые платят все пропорционально доходу (как в других странах, которые должны были выплачивать компенсации жертвам войны), а прямого выравнивания положения относительно благополучных людей (жителей, избежавших ущерба) и жертв войны посредством обременения первых, т. е. тех граждан, которым улыбнулась фортуна. Но этот тип выравнивания, даже если оно продолжается десятилетиями, напоминая человеку или его наследникам о том, что когда-то давно ему повезло больше, чем другим, не является структурным социальным изменением, введенным с учетом точки зрения зависти. Совершенно наоборот. Период «выравнивания бремени войны» в Западной Германии одновременно был тем периодом в ее экономической истории, когда происходил резкий экономический рост, допускавший, в основном без ограничений, вызванных социальной завистью, создание крупных личных состояний людьми, многие из которых начали с нуля в 1945 г., а конкретно – после валютной реформы в июне 1948 г. Если в момент первоначального обсуждения выравнивания бремени раздавались требования перераспределения всех оставшихся материальных активов (натурального выравнивания), то законы, принятые после валютной реформы июня 1948 г., никоим образом не стремились обеспечить имущественное равенство граждан. Компенсация, полученная в порядке выравнивания, была пропорциональна тому, чем получатель владел до войны. Таким образом, ясно, что даже такая радикальная политика, что ее невозможно представить себе в более ранний период, и к тому же проводимая во имя социальной справедливости, теоретически не обязательно приводит к состоянию равенства или к внешне свободному от зависти обществу почти полного равенства. (Кстати, институт, напоминавший Фонд выравнивания бремени войны в Германии, существовал еще только в Финляндии в отношении населения территорий, переданных русским.)