— И пост ей помог?

— Да, и не только. Без находчивости Эстер они бы не выкрутились. Она была не только богобоязненна, но и умна.

— А еще?

— Ну… Давид постился семь дней во время болезни сына, но мальчишка все равно помер.

— Как же так?

— В этом есть иной смысл.

— Какой?

— Погоди, сейчас открою и переведу, чтобы ты не сомневался. Так… вот с этого места: «И Давид спросил у слуг: «Что, умер ребенок?» «Умер», — ответили они. Тогда Давид поднялся с земли, омылся, умастился благовониями, переоделся и пошел в Святилище Господне, чтобы поклониться Ему. Вернувшись к себе, он потребовал пищи и, когда ему подали, поел. Слуги спросили: «Что это значит, как понимать: пока жив был ребенок, ты постился и плакал, а когда ребенок умер, ты встал и принялся за еду?» Он ответил: «Пока ребенок был жив, я постился и плакал, всё думал: может быть, помилует меня Господь и дитя будет жить? А теперь он мертв, зачем мне поститься? Разве можно его вернуть? Я когда-нибудь отправлюсь к нему, а он ко мне не вернется». Давид утешил Вирсавию, свою жену, и был с ней и спал с ней. Она забеременела и родила сына; назвали его Соломоном, и был он угоден Господу».

В памяти вспыхивает картинка — после работы, изрядно притомившийся, но довольный, сижу вместе с Колей и пускаю дым. А вот другая — гуляем с Тамарой по Торнякалнсу, как бы невзначай смотрим друг на друга, замираем и целуемся. А сколько пережито вместе с Рудисом — кадр за кадром мелькают, как в киноленте. Но когда выныривают самые давние картинки, еще из детства, с мамой и Вольфом, такими радостными и улыбающимися, губа начинает подрагивать. Честное слово, мучиться от хвори и терпеть голод куда легче, чем справиться с воспоминаниями. Тяжело от того, что все вспоминается добром. Даже плохое.

— Похоже, легкие стали чище, — доктор завершает утренний обход. — Слабость, знобит?

— А-а, — поеживаюсь.

— Это хорошо. А как вы думали, если жировая прослойка и мышечная масса резко теряют свой объем? Про озноб я говорил. Сильно пахнет ацетоном. Который день уже идет, седьмой? Восьмой?

— А-а, — показываю семь пальцев.

— Ясно. Первый ацидозный кризис скоро пройдет, возможно, на денек-другой станет легче, но это не значит, что можете гонять туда-сюда. Чтобы согреться, попробуйте напрячь мускулы, а потом их расслабить. Мне кажется, вы уже многого добились, разумнее было бы вернуться к еде. Или еще трудно?

— И-и, — в груди еще хрипит, и кашель еще не прошел. Наверное, нужно еще несколько дней, чтобы совсем прошло.

Те немногие, кто еще в состоянии волочить ноги, стоят у окна и искоса смотрят, как вдоль улицы Лудзас ставят еще один забор из колючей проволоки. Еще одно гетто внутри гетто? Мудрено как-то. Дождемся, пока кто-то придет и расскажет.