В результате множество документов остается в учреждениях, которые их и готовили. У всех этих организаций есть собственные архивы, но их основная цель – практическая. Документация в основном используется сотрудниками и посетителями с очень конкретными целями. Исследования, предполагающие широкий поиск (например, «история музеев в послесталинскую эпоху»), в отличие от попыток найти материал о доме 42 на Невском проспекте или Троицкой церкви в Лесном, часто вызывают непонимание, а то и подозрения («Называете себя историком, а сами даже не можете сказать, что вам нужно!»).

Большая часть документации недавних времен до сих пор закрыта – в частности, то, что находится в архивах горкома КПСС (хотя ими дело не ограничивается), где материалы о памятниках Ленину могут быть свалены в одну кучу с докладными о плохом поведении иностранных студентов, заказами подштанников для армейских офицеров и жалобами на коррупцию в администрации – все это считалось и до сих пор считается «секретными материалами». Если возникают сомнения, первое побуждение – не выдавать.

Учреждения могут налагать собственные ограничения: музеи неохотно публикуют подробную информацию о своих фондах, например списки приобретений (из-за боязни кражи); часто протоколы заседаний и другие процессуальные материалы (делопроизводство) недоступны (например, в ГИОП).

В любом случае, даже если процедурной документации много, справиться с ней непросто. В материалах подобного рода фиксируются заявления о намерениях, а не действия – это советские историки начали понимать уже в 1990-е. Эти документы – прекрасное свидетельство об истории институциональных конфликтов и пропаганды, но, когда дело доходит до реальной жизни, толку от них мало. Мы можем узнать, какие были воздвигнуты статуи, но не узнаем, как на них реагировали люди (за исключением крайних случаев, например, актов вандализма); мы можем узнать, сколько было кафе, но не узнаем, как они эксплуатировались и даже какое в них меню (реальное, а не заявленное в планах и отчетах).

Чтобы проникнуть в эти неуловимые области пропитанной памятью городской жизни, нужно обратиться к письмам и дневникам, мемуарам и устной истории – формам воспоминаний, которые часто сосредоточены именно на повседневной жизни. Эти источники также полезны тем, что особенно наглядно показывают, как работает память. Как отмечал Л. Н. Толстой в статье «Несколько слов по поводу книги “Война и мир”», люди начинают корректировать свои воспоминания почти сразу после события – уже военные реляции отстоят от сражения гораздо дальше, чем рассказ солдата, только что вернувшегося в казарму[1606].