– Это правда. Лик вел счет, – добавил Шагги.

– Ты вел счет? – спросила Агнес.

– Да, – в один голос ответили оба ее сына. Шагги достал из серванта потрепанный бумажный календарь. Двенадцать страничек под акварельным изображением Базилики Непорочного Зачатия в Лурде. Он пролистал с полдюжины страниц, помеченных крестиками рукой Лика.

Люди стали передвигаться по маленькой комнате, радуясь возможности подняться с жестких стульев. Агнес переходила от лица к лицу, со слезами на глазах принимая их объятия и позволяя поцеловать себя в щеку, выслушивала благословения. Шагги руководил открыванием больших бутылок шипучки, разливал эту липкую жидкость в бумажные стаканчики. Шона всучила ярко-зеленый стаканчик с лаймадом[115] Юджину, и тот уставился на содержимое, словно на диковинку.

– Я никогда не слышала про Питхед раньше, – сказала одна из женщин, посещавших собрания по средам. Мэри-Долл была миниатюрной, похожей на тростинку, словно пьянство истончило ее, как резчик – мягкое дерево. Ее щеки под большими карими глазами провалились, а темные волосы сидели на порченом теле, как парик с чужой головы. Агнес потеряла дар речи, когда узнала, что этой женщине всего двадцать четыре года. Она прижала руку к сердцу и услышала шепот Лиззи: «На свете всегда найдется немало людей, которым еще хуже, чем тебе».

Агнес взяла руку женщины в свои.

– Я молилась о тебе. Есть какие-нибудь новости про твоих малышей?

Мэри-Долл просияла, ее глаза снова стали ясными, как когда-то.

– Я тебе не говорила, что мой младшенький как раз в школу поступает?

– Ты наверняка им гордишься. Дети в их блейзерах с галстучками всегда такие потрясающие.

Тень пробежала по лицу Мэри-Долл.

– Да, так и было. Мне только маленькую фотку удалось увидеть, но я была уверена и позвонила ему вечером. Он был такой взволнованный.

– Они все еще с бабушкой?

– Ага. Она не подпускает меня к ним.

От одной только мысли о разлуке с ее мальчиками Агнес захотелось прижать их к себе. Хватит и того, что она из-за своего пьянства потеряла Кэтрин.

– Было время, когда я думала, что трясучка тебя никогда не оставит. Нужно верить, детка. Твоя бабушка одумается.

– Да, надеюсь, – без особой уверенности прошептала тощая женщина. – Но фотка хорошая. Я купила для нее маленькую рамочку и повесила на стенку.

С одного из принесенных стульев поднялся мужчина. Питеру, посещавшему собрания с понедельника по четверг, было столько же, сколько Агнес, но судя по его виду, он ей в отцы годился. Он пришел в светлых джинсах и плотном пиджаке из шетландской шерсти, вышедшем из моды во времена первого замужества Агнес. Человек передвигался странной дерганой походкой, словно состоял из множества пластинок, грозивших рассыпаться. За его общительностью и любовью поболтать о себе скрывалось одиночество.