Понял?

В каждом доме на их улице была елка, кичливо сверкавшая в окне. Темноволосые возбужденные мальчишки носились по дороге с кусками угля, готовясь стать первыми желанными гостями на пороге[128]. Шагги неспешным шагом направился к дому Коллин. Он прошел вдоль деревянного забора, перед которым проходила полоса густых муниципальных кустов с белыми ягодами. Он не собирался передавать Коллин банку пива или материнские послания.

Он пересек улицу, размышляя о том, что едят люди. Он представлял себе, как они тесно сидят за столами, набив животы, плотно закрыв двери, чтобы в дом не проникал холод. Он стоял перед домом Коллин, сжимая в руке зимние ягоды, и думал о стейк-сэндвичах, которые год назад приготовила трезвая Агнес, чтобы съесть их в новогоднюю полночь. Он вспомнил, как они, обнявшись, сидели на канапе, ели мятный шоколад и смотрели на наводнившую Джордж-сквер толпу, встречающую Новый год песней.

Шагги не знал, что ему делать с банкой лагера. Он в темноте присел на корточки у низкого сарая для хранения угля и потянул за ушко банки, и оно оторвалось с пенистым шипением, а холодный воздух наполнился знакомым запахом. Осторожным языком Шагги слизнул пиво с верхушки. У пены был безобидный вкус, рассыпчатый, как у морозного воздуха, чуть кисловатый и металлический, словно ты обхватил губами холодный кухонный кран. Его желудок пронзали иголки голода и дурных предчувствий, желудок требовал наполнения, хоть чуточку какого-нибудь вкуса. Скорчившись, как животное, он отпил немного лагера. Напиток не обжигал. У него был вкус выдохшейся шипучки с привкусом тяжелого зернового хлеба. Он сделал еще один глоток, и еще один, и урчание в его животе стихло.

Ему понравилось ощущение тепла и бесшабашности в сердце. Чувство голода стало терять остроту, когда он услышал рев приближающегося автомобиля. Он увидел, как Агнес на нетвердых ногах вышла на неровную тропинку, кутаясь в лиловое пальто поверх короткой юбки. Она сказала что-то кокетливое водителю и изящно забралась на заднее сиденье черного такси. На водителе были очки в грубой оправе – за рулем явно сидел не Юджин. Шагги запаниковал, когда такси развернулось и поехало из Питхеда.

За четыре месяца и тринадцать дней, прошедших с того времени, когда Юджин помог матери Шагги вернуться в ее прежнее состояние, рыжеволосый таксист приезжал по два-три раза в неделю. В эти утра, через несколько минут после ухода на занятия Лика, воцарившуюся было в доме тишину нарушал Юджин – Шагги слышал, как он заходит в дом, и мог по нему сверять часы.