– Мой отец умер, – сказал он, подумав, узнает ли он когда-нибудь, что его слова сбылись.

– Правда? Мой тоже! – Ее лицо просветлело. Потом она добавила, словно ей пришло в голову, что с этого и нужно было начать: – Я что хочу сказать – очень жаль. То, что умер.

Шагги тряхнул волосами.

– Нет, я думаю, это здорово.

Линн хихикнула.

– Какие ужасы ты говоришь. Бог тебя накажет.

– Нет, не накажет. Мой отец был плохим человеком.

Они прошли еще немного, потом она снова заговорила.

– А тебе девчонки вообще нравятся?

– Не знаю. – Он сказал эти слова неожиданно для себя, словно пукнул непроизвольно, и тут же пожалел об этом. Лицо его зарделось. Он стрельнул глазами в ее сторону. Она давала ему наилучший шанс стать нормальным парнем, а он его уже уничтожил.

Но девочка просто вздохнула.

– И я тоже. То есть не знаю – нравятся ли мне мальчишки. – Она на секунду задумалась, а потом добавила чуть ли не пораженческим голосом: – Ну так ты моим бойфрендом хочешь стать или как? Ну ты понимаешь. На пока.

– О’кей, – сказал Шагги. – На пока.

Она сунула свою руку в его. Ее рука была длиннее его руки, но ему понравилось ощущение безопасности и тепла, исходящее от нее. Они подошли к заросшему клочковатой травой слякотному полю, на котором малышня в голубых гетрах играла в футбол. С дальней стороны Кейр и блондинка пролезли в разрыв в сеточном ограждении.

Линн упрямо остановилась и скрестила руки на костлявой груди. Его поразило, как заскрежетали ее зубы.

– Грязные извращенцы, – зло сказала она. – Им ничего другого не надо. Спрятаться там и слизывать друг у друга струпья с лица. Меня тошнит от того, как они лапают друг друга. Она, как ей тринадцать стукнуло, стала настоящей нимфоманкой.

Они видели, как уменьшаются фигуры этой парочки по мере того, как удаляются от них по пустырю. Шагги заговорил первым:

– Они будут считать нас какими-то не такими, если мы не пойдем туда.

Девочка задумалась на минуту. Покопала носком в земле.

– Ну тогда, – она надула губы, – я скажу моим братьям, пусть их убьют.