Он в тишине прислушался к ее кашлю сквозь беспамятство, потом она рыгнула, и густая желчная слизь появилась на ее губах. Шагги залез в рукав ее джемпера, осторожно, чтобы не разбудить, вытащил оттуда кусок туалетной бумаги. Тренированным пальцем он залез ей в рот и выудил оттуда мокроту вперемешку с желчью. Он аккуратно отер ее рот, осторожно вернул ее голову на прежнее место – на левое плечо.

Шагги чувствовал пустоту в животе: она находилась ниже желудка и ощущалась сильнее, чем голод. Он сел у ее ног и начал тихо разговаривать с ней.

– Мама, я тебя люблю. Прости, что не смог тебе помочь вчера.

Шагги осторожно приподнял ее ногу, сначала расстегнул ремешки на щиколотках, потом стянул с нее туфли на высоких каблуках, затем вытащил жесткий шов ее черных колготок, застрявший у нее между пальцев. Он нежно потер холодные подушечки ее пальцев, потом осторожно вернул обе ноги на пол. Все это время он тихо говорил с ней.

– Я сегодня был в Сайтхилле, – прошептал он. – Оттуда виден весь город.

Он поставил ее туфли сбоку от кресла и снова встал над ней. Он со знанием дела пошарил пальцами под ее мягкими обвисшими грудями, пока не нашел середину и через тонкий джемпер не расстегнул застежку «бабочка» ее бюстгальтера. Он увидел, как рухнули ее отпущенные на свободу тяжелые груди.

– Тебе, наверно, нравилось жить там. Столько всего видно, – прошептал он. – У меня голова кружилась, когда я думал обо всем этом.

Согнув пальцы, он нашел бретельки ее бюстгальтера. Сместил их на плечи, полностью освободил тяжелую плоть от давления нейлона. Агнес пошевелилась, но не проснулась. Она снова закашлялась. В глубоком мокротном кашле смешалось все: шахтерский дом и плесень, теплый лагер, а теперь еще и холодная ночь у реки. Шагги потер ее грудину, подумал, холодно ли в полицейских камерах. Ее голова откинулась назад, на мягкую спинку кресла, и он быстро и инстинктивно взял ее голову пальцами за виски и осторожно наклонил вперед.

– Я, как только смогу, брошу школу. И не надо со мной спорить. Мне нужно найти работу и увезти нас обоих отсюда, – сказал он. – Я думал, может, когда-нибудь отвезу тебя в Эдинбург. Мы бы посмотрели Файф, даже Абердин[160]. Я, может быть, даже заработал бы на передвижной домик. Как ты думаешь, может, тебе тогда стало бы лучше? – Шагги улыбнулся ее спящему лицу. – Что скажешь?

Он некоторое время прислушивался к ее дыханию, потом протянул руку и расстегнул молнию на ее юбке. Юбка соскользнула с нее легко, и живот благодарно поднялся, почти как заквашенное тесто из миски.

– Нет? Я думаю, нет, – прошептал он.