— И о своей работе с «Черными пантерами» она ничего не рассказывала?

— Она говорила только о своем бегстве из Олд-Гринвича после того кошмарного инцидента. Еще упоминала, как бродяжничала по Штатам…

— И как сделала себе подложные документы? — спросил Кинлан.

— Нет, об этом я первый раз слышу.

— Я вам не верю.

Я посмотрела детективу прямо в глаза, не отводя взгляда:

— Сэр, речь идет о женщине, которая своим исчезновением принесла немало бед жителям нашего городка в Штатах и разрушила жизнь своих родителей. И вдруг она появилась у меня на пороге, ворвалась в мою жизнь — безумная, пышущая ядовитой злобой. Вы хотите знать, почему я на самом деле ее выгнала? Потому что я сказала ей в лицо, что то, как она обошлась со своими родными, чудовищно. А она бросила в ответ, что я жалкая провинциалка, примерная девочка.

— Так почему вы не сняли трубку и не сообщили ее родителям или кому-либо из официальных лиц, что она жива? — спросил Макнамара.

К этому вопросу я тоже была готова.

— Я сказала Карли, что чувствую себя обязанной позвонить ее родителям. Она пригрозила, что снова исчезнет или, хуже того, действительно покончит с собой, если я решусь на этот шаг. Что я могла сделать, сэр? Что?

Да, признаю, на этом последнем «Что?» я постаралась изобразить, как задыхаюсь от волнения. Я ненавидела себя за такую откровенную ложь. Но кое-что мучило меня с того дня, как я узнала о самоубийстве миссис Коэн, — вопрос, который прошлой ночью я задала в постели Киарану: если мой отец через свои каналы в Конторе знал все о похождениях Карли в Сантьяго, то почему же он никому не дал знать, что она жива? Ответ Киарана показался мне очень убедительным: «Судя по тому, что ты мне рассказала, у твоего отца есть немало тайн, которые он никогда не раскроет никому из своих близких. Так что да, я бы не удивился, если бы он и впрямь узнал о деятельности Карли через свои каналы. Однако и он, и его хозяева сочли за лучшее не сообщать никому, что твоя подруга жива, более того, бузит и не желает угомониться. Не вини себя за то, что промолчала. Точно так же поступил и твой отец». Мой спектакль перед консулом и представителем Особого отдела, казалось, возымел необходимый эффект. Они обменялись взглядами, и я почувствовала, что они готовы мне поверить. И все же Макнамара задал еще один вопрос:

— Вы далеки от политики, не так ли, мисс Бернс?

— Абсолютно, и уж точно стараюсь не вмешиваться ни во что, касающееся политических дел здесь, в Ирландии. Я здесь только гость. И неприятности мне не нужны.

Кинлан холодно посмотрел на меня: