— Видишь! Я даже смогла тебя рассмешить. Потому что сама наконец раскрепостилась. Доктор Давенпорт сказал мне, что он чувствует, я смогу выйти из всего этого новым человеком, а знаешь почему? Потому что я вижу абсурдность всего происходящего и готова его принять.

— Доктор Давенпорт — психотерапевт?

— Ты, на свою беду, уж очень быстро соображаешь. Да, он психотерапевт. Не строгий фрейдист, гибко подходит к решению проблем. А еще ему около сорока, и он довольно аппетитный.

— Спасибо за эту деталь, мама.

— Да ладно, ты же понимаешь, я просто развлекаюсь. Так вот что говорит доктор Давенпорт: то, что я во всем вижу смешную сторону, спасло мой рассудок.

— Повезло тебе.

— Не будь такой суровой.

— Да вовсе я не суровая… и ты это знаешь.

Мы помолчали. Принесли нашу еду. Мама, опустив глаза, смотрела на свой сэндвич с яйцом.

— Это долгий разговор, — сказала я. — Может, поедим?

Мама уловила намек и перевела разговор на другую тему, избегая любых намеков на великодушие. Вместо этого она стала рассказывать, что всерьез решила стать риелтором и теперь готовится к экзаменам:

— Я не могу продать ни одной квартиры, не получив лицензию нью-йоркского риелтора.

Она уже начала стажировку в одной из крупнейших нью-йоркских компаний, торгующих недвижимостью, — «Кушмен и Вейкфилд».

— Две продажи — и я буду на коне.

— Без зарплаты? То есть, в сущности, ты работаешь за просто так?

— Только за комиссионные. Но я рассчитываю добиться большого успеха. Я намерена стать королевой риелторов Манхэттена.

— Только не с такими волосами.

Мама моргнула, и я увидела слезы. Я почувствовала себя жуткой дрянью — волна вины, с детства накрывавшая меня, заставляя чувствовать себя плохой дочерью, скверной маленькой девчонкой, которая портит матери жизнь с того самого дня, как пришла в этот мир, опять захлестнула меня. Да, своим язвительным замечанием я хотела отомстить, дать маме понять, что наши отношения необратимо изменились, а ее попытка голливудского примирения не удалась. Но вид слез, текущих по ее щекам, заставил меня ощутить совсем другое. Меня вдруг обожгла мысль, что никого другого, кроме матери, у меня нет во всем мире, и как же тоскливо стало мне от этого осознания.

— Однажды, когда у тебя появятся дети… — начала мама.

— У меня никогда не будет детей, — отрезала я.