— Легко тебе говорить. В воскресенье я открыл «Нью-Йорк таймс», а там, в колонке Билла Каннингема, фотография Саманты с этим сукиным сыном Тоби Михаэлисом на каком-то светском рауте.

— Ты все еще из-за нее переживаешь?

— Она переехала к нему. У меня нет его номера. И в телефонной книге его нет.

— У меня есть его номер.

— Серьезно? Откуда?

— Я пять лет была его любовницей.

На лице Питера поочередно отразились ужас, отвращение, смятение, за которыми последовала смущенная усмешка.

— Ты меня разыграла, — сказал он, улыбаясь.

— Это чистая правда.

И я спокойно, ровным голосом поведала брату все о своих отношениях с Тоби. Питер, казалось, постарел на десяток лет, когда я рассказывала про свою… я не могла подобрать слово. Связь? Интрижку? Нет, это нечто неизмеримо большее. Но и Тоби, и я отказывались поверить в общее будущее, а в результате он все разрушил, сбежав с возлюбленной моего брата. Мало того что это было непорядочно и оскорбительно, ему даже не хватило смелости сказать мне об этом самому, хотя бы в письме, предоставив ничего не подозревающему Питеру нанести мне этот сокрушительный удар.

С месяц назад, узнав от Питера, что Саманта ушла от него к Тоби, я смолчала. Ночами я говорила с полным отчаяния братом по телефону. Мы встречались по два-три раза в неделю. Я поддержала его во время выступления Декстера Гордона в «Виллидж Вэнгард», когда великий саксофонист заиграл свою классическую композицию «Давно ли это тянется?» и Питер расплакался. Позже в тот вечер, когда мы брели по 7-й авеню в первом часу ночи, он извинился за несдержанность и громко заговорил о том, что считает себя «одноразовым писателем» и не способен ни писать, ни удержать блистательную женщину.

— Блистательна она только в своем воображении, — возразила я. — Красива — да, очень. И рано почувствовала свою власть над мужчинами. Эрудирована — да. И со всеми на свете знакома. Но она же девчонка из Кливленда, с комплексом провинциалки. Потому и стремилась покорить Манхэттен любой ценой. А это означало покорять людей и перешагивать через них, двигаясь к победе. Твой взлет в верхние слои общества Нью-Йорка для Саманты оказался недостаточно долговечным. Знаешь, как говорят про стадион: это поле глубоко не вскопаешь. Вот и у нее нет реальной глубины. Все на поверхности. Рано или поздно она бы разбила бы тебе сердце.

— Она уже это сделала.

— Только если ты ей это позволишь, Питер.

Сейчас мы ехали в поезде в богомерзкий Уайт-Плейнс, и Питер слушал мой рассказ о годах наших свиданий с Тоби. Он все качал головой и наконец сказал мне: