Журналистка отметила, что Питер закрыл глаза, когда она задала этот вопрос-обвинение: «Казалось, ему хотелось оказаться подальше отсюда… но в то же время слишком велико было искушение дать „Таймс“ интервью на следующее утро после того, как его отец умер, выкрикивая обвинения, прямо на глазах у него и прессы, на Пятьдесят пятой Вест-стрит».

Ответ Питера был очень в духе Питера:

«Я смотрю на все это в совершенно экзистенциальном ключе. Мы все несем ответственность за принимаемые решения. И все мы в итоге одиноки в этом безжалостном мире. Я много, очень много думал о возможных последствиях этой статьи, о том, как она может повлиять на моего брата, на других моих родных. Одни назовут меня конъюнктурщиком. Другие сочтут, что я поступил смело и мужественно. Вот что я вам скажу: я смогу жить со своим выбором. И в то же время я буду оплакивать своего отца каждый день, каждый час. А теперь, извините меня, я исчезаю».

В завершении статьи журналистка сообщала что Питер действительно в тот же вечер собирался уезжать за границу, заявив на прощание, что это последнее и единственное его интервью по поводу статьи в «Эсквайре». Она предсказала, что за права на его будущую книгу начнется настоящая битва.

— Ты знаешь, где прячется этот гаденыш? — спросила мама.

— Понятия не имею.

— Врушка.

— Можешь называть меня, как хочешь. Сэл Грек с тобой связался?

— А как же! Он даже не поленился сегодня утром зайти ко мне на квартиру и первым делом сказал, что ты чиста и невинна, как Белоснежка.

Я промолчала.

После долгого томительного молчания мама снова заговорила:

— Если ты ждешь, что я тебя стану оправдывать…

— Я вешаю трубку.

— Давай-давай! Беги от разговора, как всегда.

— Моя самая большая ошибка в том, что я много лет назад не прекратила с тобой отношения. Каждый раз все надеюсь, что что-то поменяется к лучшему…

— Тебе нужно было сделать только одно, Элис, — рассказать мне. Просто предупредить одним словечком — и я бы вмешалась и…

— Ты как будто не слышала того, что тебе говорил Сэл Грек.

— Нет, я его слышала. Он очень хорошо изложил свои доводы. И все же, если бы ты сказала мне, я бы подключила все свои дипломатические навыки и нашла бы решение. Если бы ты мне обо всем рассказала, твой отец сейчас был бы жив.

Я бросила трубку. А когда телефон зазвонил снова, не стала поднимать. Я схватила куртку. И вышла в манхэттенскую ночь. Стояла ясная, прохладная погода. Я брела по тротуару к северу от Девяносто шестой улицы, избегая опасных переулков и думая, не позвонить ли Хоуи и не сбежать ли к нему, чтобы спрятаться, расслабиться и нареветься от души среди его бархатной роскоши, но потом одернула себя, осознав, что невозможно бегать к нему всякий раз, как в жизни наступает очередной кризис.