И я втащила его прямо через порог — в свою жизнь.

В ноябре того же года Рейган одержал громкую победу. Разгромную победу. За его политику неоконсерватизма проголосовали сорок девять штатов. Акции взлетели еще выше. На Манхэттене процветал рынок недвижимости. Повсюду были статьи о новом виде обитателей мегаполисов: яппи — молодые городские профессионалы, — которым деньги жгли карман. Шопинг внезапно стал основным культурным мероприятием нашего времени. Целые газетные колонки тратились на описание кулинарных чудес новых престижных ресторанов, и люди бились за то, чтобы заполучить столик в особо популярных местах, где меню читалось как научная фантастика для гурманов: гидропонный салат со нежирной сметаной и фенхелем.

Некогда скромные рыбацкие поселки в глубине Хэмптонса[161] внезапно стали местом притяжения для плутократов. Дизайнерские лейблы были теперь всеобщей навязчивой идеей. А мнение, что сбылись все опасения по поводу потребления с целью подчеркивания своего статуса, теперь называлось слишком левацким. Новая реальность заключалась в том, что основной точкой отсчета стали деньги, которые теперь решали вообще все. Конечно, они и раньше всегда были важным компонентом американской жизни, но теперь деньги буквально заворожили всех, даже тех из нас, кому эти нынешние крайности были откровенно не по душе.

Понимая, что у нас в руках настоящий символ эпохи, удивительно точно отражающий дух времени, я решила приурочить выход книги Серен к неделе выборов. Многие в издательстве считали это большой авантюрой. Но Си Си поддержал меня на редакционном совещании, когда я в общих чертах обрисовала, почему мы точно сможем извлечь выгоду из этой истории, типичной для эпохи Рейгана и идеалов, которые она воплощала и которые отразились в чисто деловом отношении современной женщины — Серен — к сексу как средству достижения цели.

О да, тюремное заключение своего любовника Серен также использовала самым хитроумным образом и с максимальной для себя выгодой. В тандеме со своим экспертом-рекламщиком она прежде всего обратилась ко мне, чтобы все согласовать. И не ошиблась — в прессе, в частности в рубрике «Интеллектуалы» в журнале «Нью-Йорк мэгезин», действительно поднимались некоторые неудобные вопросы, например о том, насколько этично я поступила, став редактором книги, написанной возлюбленной моего брата-мошенника. Разумеется, в прессе продолжали муссировать и то, как ловко Питер воспользовался семейными тайнами для того, чтобы читать мораль публике.