Светлый фон

— Адам согласился сотрудничать, — рассказывал Сэл. — Очень умно с его стороны. Потому что так мы можем ускорить весь процесс. По договоренности с бюро окружного прокурора, если ваш брат сразу же признает себя виновным — что он и намерен сделать, — он получает восемь лет, штраф в размере восьми миллионов…

— Кошмар.

— И у него остается около трех миллионов долларов. Мы занимаемся также и его разводом. Дженет получает выплату в размере двух миллионов долларов чистым. Большой дом придется продать, но она получит еще и на полмиллиона акций, это позволит ей с детьми приобрести очень неплохое жилье где-нибудь в Байраме или Райе. Алиментов на детей не будет, хотя Адам недвусмысленно дал понять, что, как только снова встанет на ноги, он позаботится об их образовании и безбедном существовании. После того как он рассчитается с Дженет и выплатит все штрафы, что позволит серьезно снизить ему срок — он выйдет из тюрьмы максимум через пять лет, может быть, даже немного раньше, — на его банковском счету к моменту освобождения останется, вероятно, около шестисот тысяч. Не безумное богатство. Но, учитывая то, что суды и разгневанные алчные жены норовят в таких случаях ободрать человека до нитки, и принимая во внимание, что за подобные преступления в наши дни обычный средний срок — пятнадцать лет, я смею сказать, что Адам легко отделается. Кстати, он попросил, чтобы я лично проинформировал вас об условиях сделки, которую он заключил с правительством и со своей бывшей.

— Вы все проделали блестяще, — сказала я.

— К вашим услугам.

С этого момента я стала еженедельно навещать Адама в тюрьме. Он почувствовал облегчение, зная, что наказание будет сильно смягчено и в итоге он выйдет из тюрьмы с немаленькой суммой на банковском счете, и все же его самочувствие и настроение тревожили меня. Брат был явно подавлен, переедал, мало двигался, не мог сосредоточиться. Я приносила ему книги. Таскала журналы и газеты. Покупала все лакомства, какие он просил: M&M, вяленую говядину, кукурузные чипсы. Он все время жаловался: на бессонницу, на вялость и апатию, на переполняющие его стыд и грусть, и тогда я посоветовала ему попытаться поговорить с тюремным психологом. Такового в штате не оказалось, только приходящий психиатр, который появлялся каждые две недели. Поскольку тюрьма была нестрогого режима, руководство пенитенциарных учреждений штата не считало, что психическое состояние ее заключенных заслуживает особого внимания. Вот тогда-то на сцене и появился вездесущий евангелистский пастор Уилли. Он сблизился с Адамом в первую же неделю, проведенную им там. К тому моменту, когда подошло время выборов, Адам заметно воспрянул духом, будто заново родился. Вот почему в этот свой приезд в тюрьму, в утро победы Рейгана, меня — бывшую не в себе от недосыпа и перспективы еще четырех лет жизни с актером из второразрядных фильмов в роли президента — застало врасплох неожиданное заявление брата: