Собственная концепция Шкловского основана на трёх базисных положениях: 1) принципе «остранения»; 2) опоязовском противопоставлении поэтического языка – практическому и 3) сведении художественно-творческой деятельности к сумме приёмов, разрушающих нарастающую автоматизацию восприятия.
Практический и поэтический языки резко различаются по характеру нацеленности каждого из них на восприятие и, как следствие, по производимому ими эффекту. Практический язык, соглашается Шкловский, действительно, близок к мыслительному процессу. Он использует принцип отвлечения, абстракции (вплоть до символа), приемлет любые «сокращения», ему достаточно мгновенного узнавания слова-знака. Поэтический язык выполняет совсем иную функцию, а именно: затрудняет восприятие, выводит его из режима автоматизма. Стёршееся, легко узнаваемое слово здесь превращается в «вещь». Поэтический язык заменяет облегчённое узнавание – обновлённым «видением», он возвращает человеку утраченное полновесное ощущение жизни. Таков смысл принципа «остранения» у Шкловского.
За разделением практического и поэтического языков проглядывает другая, ещё более фундаментальная оппозиция, имеющая непреходящее значение для спецификации эстетического: утилитарное – неутилитарное, «заинтересованное – незаинтересованное» (по Канту). Поскольку Шкловский теоретизирует внутри такого противоположения, он неуязвим для критики. Но, к сожалению, не-утилитарность «по Шкловскому» оказывается в значительной мере выхолощенной. Из неё ушло фактически всё содержательное – всё, кроме деавтоматизирующего приёма, его остраняющего действия. Такая постановка вопроса заключала в себе формалистическую тенденцию. Недаром автор статьи «Искусство как приём» отвергал эстетику символизма в поэзии (как слишком, якобы, познавательную, интеллектуализированную) и явно благоволил к «заумному слову». Позднее Шкловский, как известно, самокритично отмежёвывался от формалистических крайностей ранних своих работ[357].
Формальная школа в целом за время своего существования – середина 10-х-конец 20-х гг. XX века – претерпела значительную эволюцию в направлении преодоления эстетического формализма и имманентизма, изоляционизма.
В вышеназванной статье Шкловского несколько раз встречается (не привлекая, впрочем, к себе особого внимания) термин «мотивировка». Между тем, уже здесь, и тем более – в последующих трудах формалистов термин этот играет важную концептуальную роль (в виде оппозиции: «приём – мотивировка приёма»). Разделение литературного произведения на «образное содержание» и «остраняющие приёмы» оказалось противоречивым актом. С одной стороны, оно могло вести к пренебрежению содержанием, к превращению его всего лишь в «материал», «мотивировку приёма». (И это, увы, часто имело место.) Но, с другой стороны, такое разграничение выводило на передний план композиционные приёмы, которые теперь могли сравниваться, сопоставляться, будучи выделенными из образной конкретики. Тем самым был открыт путь к