Одной из эффективных форм преодоления кризиса культуры является ее «подпитка» импульсами культурных этапов, пройденных, но не исчерпавших свои творческие возможности (и в этом смысле – недооцененных). Мы знаем, какой невиданный взлет пережила европейская культура XV–XVI столетий, обратившись в процессе обоснования нового, гуманистического мировоззрения к духовному наследию Древней Греции и Древнего Рима («эпоха Возрождения»). В истории европейского искусства локальные возвраты к традициям прошлых, полузабытых эпох и мастеров – явление многократно повторявшееся. Можно вспомнить, например, преодоление академизма в живописи английскими художниками второй половины XIX века за счет освоения традиций прерафаэлитов – предшественников великого Рафаэля, живописцев по видимости «примитивных», «наивных» в сравнении с ним, но исполненных живой веры и необычайной искренности.

Тем не менее, архаизация, уход вспять от современной культуры – явление далеко не беспроблемное и бесконфликтное, так сказать, заведомо обреченное на успех. Ведь в подобных случаях оживляются не только позитивные, гуманистические тенденции, но и негативные, дегуманизирующие; какие из них возьмут верх, еще неизвестно. Необходима большая осмотрительность и осторожность в следовании идеям «варварского ренессанса», «новой архаики» и т. п., выдвигаемым некоторыми представителями современного философского знания.

Каждое конкретное состояние культуры, каким бы безальтернативным и прочным оно ни казалось, со временем, естественно, будет подвергнуто некоторому отрицанию и ломке. В ходе ее одни компоненты будут устранены, другие отодвинуты на периферию, третьи же выступят на передний план, став основой процесса обновления. Как абстрактная схема, эта перспектива сравнительно легко приемлется нашим сознанием. Но реальный процесс развития культуры полон скрытого и явного драматизма, он нередко протекает крайне болезненно. Дело не только в проявлениях инерционности, косности человеческого сознания, сплошь и рядом мешающих людям по достоинству оценить культурные инновации уже при первой встрече с ними. Дело еще и в том, что необходимость обновления и ломки существующей культуры вызывает преобразовательные импульсы самой разной степени и глубины – от частичных, «умеренных» до самых крайних, нигилистических.

Неоднозначность, противоречивость целей и масштабов отрицания (без которого немыслимо развитие культуры) попытался осмыслить Зигмунд Фрейд в своей работе «Недовольство культурой» (1930). То или иное инновационное культурное требование, пишет Фрейд, может быть «направлено либо против определенных форм и притязаний культуры, либо против культуры вообще». В качестве иллюстрации он берет стремление к свободе. «То, что заявляет о себе в человеческом обществе как стремление к свободе, может быть бунтом против имеющейся несправедливости и таким образом благоприятствовать дальнейшему развитию культуры, уживаться с культурой. Но это же стремление может проистекать из остатков первоначальной, неукрощенной культуры личности и становиться основанием вражды к культуре»[542]. Обобщая сделанные наблюдения, Фрейд говорит о мучительной противоречивости каждого значительного культурного завоевания человечества. Каждый шаг очеловечивания человека дается с таким трудом, покупается столь дорогой ценой, что одновременно его сопровождает противоположная тенденция – желание отказаться от сделанного культурного шага, порой даже – разрушить устои культуры.