Но ясно одно: культура – пирамида, её строение предполагает многосложную дифференциацию функций, ролей участников культурного процесса. И в этом сложно организованном целом есть место индивидуальностям самого разного характера, творческой направленности и калибра.

* * *

Центр (центры) и провинция включены в единое пространство культуры, составляя лишь особые его зоны, специфицированные по их роли, функциям. Объективные различия между центром и периферией определяют нетождественность условий и возможностей культурного развития в столицах и «на местах». Не вполне одинаковыми оказываются, естественно, также пути и формы такого развития. Но о каких-то решающих преимуществах для той или другой стороны говорить не приходится. Ибо уязвимость в одном отношении в конце концов всегда компенсируется превосходством в чем-либо другом. Главное же заключается в том, что и центры, и периферия решают (призваны решать) общие для них кардинальные задачи культурного порядка. Следовательно, и оценка достигнутых результатов должна осуществляться по единому критерию – их реальному вкладу в решение общих задач. Каковы эти задачи в сегодняшней России, мы попытались конкретизировать, размышляя над некоторыми небезынтересными страницами ницшевского культурфилософского наследия.

В заключение обратим внимание еще на один момент, последний по порядку, но не по значению. Различные национальные культуры отличаются друг от друга, констатирует Ницше, по степени своего приобщения к духовности высшего порядка. Развиваясь, они как бы борются за право быть первыми в духовной сфере. Немецкая культура, говорит он, все более понижает свой уровень. Зато Франция в культурном отношении заметно выросла и выходит на первые роли в Европе. «Уже нынче много новой серьёзности, много новой страсти духа перекочевало в Париж…почти все психологические и художественные вопросы трактуются там несравненно тоньше и основательнее, чем в Германии…» [II, 591].

Казалось бы, какое до этого дело Ницше, давно презревшему национальные разграничения и перешедшего на позиции «европеизма»? И все же он не может скрыть досады по поводу деградации «страны философов». Видимо, какая-то доля патриотизма в его душе все-таки сохранилась. Нация, выпустившая из своих рук факел духовного максимализма, становится второстепенной, второразрядной. В сущности, она превращается в духовную провинцию — на сей раз с однозначно негативным смысловым наполнением этого термина. К такой провинции Ницше беспощаден.

Духовный провинциализм – едва ли не самая большая беда из тех, которые подстерегают страну, допускающую спад настоящей культуры, согласную довольствоваться лишь её суррогатами.