Надо ли специально подчеркивать, насколько злободневен этот культурный завет Ницше в наши дни, во времена невиданно острых идеологических противостояний и самого широкого манипулирования общественным сознанием? И все ли подвизающиеся на ниве отечественного просвещения, воспитания, искусства и т. д. удержались поныне – с точки зрения прилагаемого здесь критерия – на уровне высшей культуры, да и культуры вообще?

Становится ясно, какой глубокий и даже пророческий смысл вложил Ницше в свой выстраданный афоризм: «Нужны воспитатели, которые сами воспитаны, превосходящие других, аристократы духа, доказывающие это каждую минуту, доказывающие это и словом и молчанием, зрелые, ставшие сладкими культуры, – а не ученые олухи…» и т. д. [II, 591–592]. Будем честны перед собой: потребность в таких воспитателях в наши дни ничуть не меньше, чем во времена «Сумерек идолов», – если не больше.

И все же, озабоченный высшим слоем духовности, кругом самых одаренных человеческих индивидов, Ницше отдает себе отчет в том, что на них работает обширное, многосоставное целое, которое и есть культура в широком её понимании. Лучшие, творчески наипродуктивнейшие – её цвет, но цветы засохли бы, не будь у этого древа кроны, ствола, корней. «Высокая культура – это пирамида: она может стоять только на широком основании…» [II, 686]. Ему приходится определить свое отношение не только к «первым» по рангу («сильным духом»), но и ко «вторым» («сильным мускулами и темпераментом»), а также и к «третьим» – большинству, состоящему из посредственностей («интеллигентным машинам»). Отпечатком элитарности, который несет на себе эта классификация, можно пренебречь; главное заключается в признании функциональной необходимости всех трех этажей пирамиды, каждого культурного слоя. «Вторые» являются подручными, подмастерьями у «первых», «это исполнители сильных духом, их ближайшая среда» [II, 685]. Но для производства немногих одаренных необходима и масса вполне ординарных тружеников культуры; более того: «исключительный человек относится к посредственным бережнее, чем к себе и себе подобным…» [II, 686].

Особенность ницшевского подхода (для нас неприемлемая) состоит в том, что свое разделение деятелей культуры по рангам он считает заданным биологически и потому жестко фиксированным (как при кастовом делении общества). В действительности же одаренность проявляется весьма вариативно, в различных сочетаниях и на разных этажах культуры. Так, известны выдающиеся педагоги – мастера художественного образования и воспитания, которые сами значительных живописных, музыкальных и т. п. творений не создали. Далее, ранжирование в культуре и искусстве – кто кого одареннее, кто солист, а кто всего лишь участник массовки – достаточно условно и субъективно. Истинность ранжирования трудно подтвердить a priori, скорее она обнаруживается a posteriori.