Возвращаются к ночи, плавают в лагуне, снова в бунгало, и начинается свой танец огня – сначала медленный, потом все убыстряющийся, с нечленораздельными выкриками, стонами и полным изнеможением. Проходит у Кости приступ ненависти (или как там это назвать), и, лежа рядом с тяжело дышащей, приходящей в себя пичугой, начинает Костя следующий сеанс: самоказни, самоунижения, самоизничтожения. Он спрашивает, пичуга, не уклоняясь, отвечает – так было во время их первой встречи в «Аквагриль» на Спринг-стрит в Сохо. А интересует его нынче, как обманывала его пичуга, – во всех подробностях, кроме, конечно, тех самых, за которые, если бы пичуга осмелилась о них хоть пикнуть, он бы придушил ее и рука не дрогнула бы. Лиза охотно участвует в «сеансе мазохизма», как называет его, и Костя диву дается, с какой легкостью и наглостью беззастенчивой повествует о том, что любая бы, даже в их теперешних обстоятельствах, постаралась бы скрыть, смягчить, наврать даже – пусть не так больно будет тому, кто рядом, а она не щадит, словно наслаждение получает от боли причиняемой. Ты хочешь правду? Получай. И все претензии к себе, я тебя не неволила, ты сам решил.

Выясняется, что Юра все это время был рядом – учил пичугу, направлял, наставлял, напутствовал. И все для того, чтоб деньги из Кости тянуть. Он гемблер, понимаешь? И я гемблерша, неужели ты не понял там, в казино в Инсбруке? Мы одержимы игрой, наркоманы игры, мы без этого не можем. Бывало, в Атлантик выигрывали по пятнадцать тысяч. Но и проигрывали тоже много. Уйму денег просадили. Это выше нас, это нас и соединило… Ты должен понять, ты же сам игрок, только в безнадежную игру, но тебе фатально повезло один раз, вот и куражишься, баб молодых по заграницам возишь, а мы кайф ловим в казино. Вот и вся разница. Но как Юра может спокойно отправлять тебя ко мне в постель? Он же любит тебя! Он казино любит и больше никого и ничто. А ты его, Юру то есть? Любила, ненавидела, боялась, подавлялась, бунтовала, но порвать окончательно не смогла. Смирилась. Но как ты догадался? И этот внезапный приезд ко мне… Юра едва сбежать успел. Вы едва нос к носу не столкнулись… Как ты догадался? Случайно в «Лонсерхофе» твой разговор телефонный подслушал. Действительно, случайно. Я дура, потеряла бдительность… Хотя долго так продолжаться не могло. Я себя последней тварью чувствовала. Ты ко мне расположился, ты вообще нормальный мужик, можно было замуж за тебя попробовать выйти. А что, может, и женился бы. Однако для этого следовало с Юрой завязать, а я не смогла. Да он бы мне не дал спокойно уйти, убил бы. Он больной на голову. И я тоже больная. Меня мать знаешь как корила… Такой шанс выпал, а ты, сука и блядь… что делаешь… Ты любила меня? Ну хоть сколько-нибудь? Нет, по-настоящему не любила. Чувствовала твое тепло, приязнь, ты не жадный, денег не жалел, хотя и не баловал особо, но нет, не любила. Любая на моем месте счастлива была бы, а я видишь как распорядилась… Порченая я какая-то. Прости, если сможешь, и не поминай лихом. Что же делать будешь, когда вернемся? Мы же больше не увидимся… Доучусь и работать пойду. А замуж за Юру? Только по приговору народного суда. С ним завязывать надо. Вот только где силы взять…